Ирина Богатырева - Ведяна [litres]

Народу в комнате было немного. Впрочем, в ЛИС никогда много не ходило: две бабушки, любительницы народной словесности, две школьницы – юные дарования. Сидел дядя Саша, глаза у него горели, лицо раскраснелось, его явно вдохновляло происходящее. И был ещё один чел примерно Роминого возраста, но здоровый, кровь с молоком, он развалился на стуле и смотрел сытыми, равнодушными и нагловатыми глазами. В руках – телефон, явно, только что от него отвлёкся.

Ну и была, конечно, Любовь Петровна. Она постарела, но Рома её узнал.

– Всё хорошо, спасибо, – отвечала она Стеше тихо. Она всегда так говорила, голос у неё креп и звенел, только когда начинала декламировать тексты. Нет, всё-таки что-то важное в людях не меняется.

Любовь Петровна мельком бросила на него взгляд. Интересно, узнаёт? Он почувствовал волнение и удивился этому.

Любовь Петровна отвернулась к Стеше. Не узнала.

– Хорошо, осваивайтесь. А мы вот к вам. Привела, как и обещала. – Стеша обернулась и поманила его рукой. – Ну, ты чего там застрял? Иди сюда.

– Ромочка, здравствуй! Я сразу тебя узнала!

Он не успел дойти – Любовь Петровна сама поспешила к нему и взяла за руки. Маленькая, хрупкая, уже и тогда, пятнадцать лет назад, была ниже его. А голос тёплый, прежний. Рома почувствовал, что что-то в нём дрогнуло.

– Я вас тоже, Любовь Петровна. Вы совершенно не изменились.

– Да ладно! – отмахнулась и зарделась. – Седая уже вся. Ты-то похорошел. Смотри, какой вымахал! – И тут же сжала его ладонь и повела за собой, туда, к стульям: – Друзья, я хочу вам представить – Роман Судьбин. – Голос её окреп и возвысился. – Очень интересный, творческая личность, настоящий носитель культуры. Рома прекрасно знает родной язык и наследие предков. – Рому передёрнуло. Стулья смотрели на него с одинаковым детским восхищением – что старые, что малые. Дядя Саша махал рукой, как вентилятор. Только детина не изменился, разве что ухмылка на его лице стала ещё более циничной. И кого-то он ему напоминал. Или казалось? – Последние годы Рома прожил за границей, но всё-таки вернулся в родные края. Ну, я надеюсь, он о себе нам сам расскажет. Когда-то Роман был частью нашего литературного кружка, я прекрасно помню его талантливые произведения. Сейчас он согласился нам помочь с постановкой – учить родному языку…

– И не только, не только, – вклинилась Стеша. Голос её не предвещал ничего хорошего.

– Правда? – обернулась к ней Любовь Петровна.

– Конечно. Мы же говорили с вами, Любовь Петровна: Рома будет спускаться на кране. В первой сцене. В качестве Итильвана.

Рома закатил глаза, но возражать сейчас не имело смысла.

– Ах, да, конечно! – обрадовалась Любовь Петровна. – Это будет очень эффектно.

– Степанида Борисовна, ещё же ничего… – попробовал вклиниться Рома.

– Всё в порядке, – оборвала Стеша и покровительственно потрепала его по плечу. – Мы уже поговорили с Сан Санычем.

– Самыч не подтвердил же ещё…

– Мне подтвердил, – отрезала Стеша. – Твоя, кстати, инициатива, радоваться должен.

– Какая, к чёрту, инициатива! Да это… Пробовать сначала надо, выдержит ли, – нашёлся Рома.

– Это я уже распорядилась. Ты сколько весишь?

– Я? – Рома растерялся и оглядел себя. И все его оглядели.

– Килограмм восемьдесят? – предположила Стеша.

– Семьдесят два с половиной, – хмыкнул из своего угла детина. Рома стрельнул на него глазами – голос тоже знакомый. Кто же это?

– Понятия не имею, – буркнул Рома. – Да и какое это…

– Мешков сколько брать, – перебила Стеша. – Ну, предположим, семьдесят. Мешки по двадцать пять… Три, значит.

– Каких ещё мешков?

– Сухой смеси. Для раствора. С ремонта остались. Сейчас Капустину скажу, пусть в зал принесёт три штуки. Подвесите и опробуете с Артёмом. Кран опробуете, – припечатала Стеша. Рома сдулся – оставалось надеяться, что Кочерыга давно загнал мешки и эксперимент провести не получится. – Всё, больше не мешаю. Репетируйте, Любовь Петровна. – И она победно удалилась.

– Хорошо, давайте же займёмся делом. Рома, бери стул, – стала распоряжаться Любовь Петровна прямо как раньше. – Как ты знаешь, мы решили организовать драмкружок при ЛИСе.

– Народный итилитский, – встрял дядя Саша.

– Да, да. Познакомьтесь, кстати…

– Мы знакомы, – буркнул Рома. Он всё ещё не мог переключиться и думал только о кране.

– Правда? Замечательно. Ну, не будем отвлекаться, с остальными я познакомлю тебя в процессе. В общем, у нас нашлась отличная пьеса. Ты знаешь, это настоящее чудо. Полностью на итилитском, я обнаружила в архиве. Не знаю, как она попала туда, я говорю, это прямо мистика… ещё и тема… автора нет… в общем, сплошные чудеса…

Пока она говорила, копаясь в папке с бумагами, Рома наконец переключился, и у него зародилось нехорошее предчувствие. С каждым её словом оно только крепло. Поэтому когда Любовь Петровна наконец извлекла копию и протянула – «Вот!» – он уже знал, что увидит на первой странице.

Он ощутил себя в дурном сне.

– Ты представь! – продолжала радостно Любовь Петровна. – Ты только представь: это месяц назад, поговорили мы о необходимости создания народного театра с Александром Борисовичем…

– Кем? – не понял Рома.

– Я, я! – Дядя Саша снова замахал руками и заёрзал на стуле. Рома глянул на него, будто надеясь спастись из того кошмара, в который он вот-вот готов был кувыркнуться, но не помогло: кошмар только набирал обороты.

– Поговорили, но проблема: нет материала, – продолжала Любовь Петровна. – Пока ещё кто-то напишет пьесу, ты сам знаешь, уровень знания языка у нас оставляет желать, на крупное произведение решатся немногие. Так вот, возвращаюсь домой, начинаю листать архивы, и вдруг – пожалуйста! Выпадает это. Отпечатанное на машинке. Идеально: пьеса, на итилитском, в стихах! Учить легко и понимать – стихи всегда легче понимаются. И тема-то какая: приход Итильвана, там такая трагическая завязка… Ну, почитаешь.

Рома кивал и молчал. Чувство неприятного дежавю становилось жёстче.

– А что, откуда, кто написал – я ничего не поняла. Ну, я за неё, конечно, схватилась. Позвонила Саше… Александру Борисычу…

– Дядя Саша, можно просто я, – скромно поправил тот.

– Ага, – кивнула Любовь Петровна. – Он: конечно, давай. Но ты нам нужен, Ромочка. Понимаешь, тут язык хоть в целом простой, а непонятные места есть. Не говоря уж о правильном произношении. Ну и вообще, воссоздать, так скажем, быт, саму обстановку… Кто ещё, если не ты?

Рому передёрнуло. Да уж, кто, если не он. Кто ещё знает, что за непонятные места там встречаются, даже не заглядывая в рукопись. Правда, комментировать их у Ромы не было никакого желания. Особенно теперь, через пятнадцать лет.