Ирина Богатырева - Ведяна [litres]

Но по счастью, он не это авторство имел в виду. И остальные – тоже.

– А, точно! – вспомнил тут кто-то. – Вы же нам новый вариант принести обещали.

И всё уставились на Рому. Он растерялся. Очевидно было, что пьесу необходимо переделать. Всю, от начала и до конца. И, возможно, по-русски. Потому что они её не понимают. Не понимают, а значит, не видят в ней смысла. Да и что им теперь до Итильвана? Сдался он им…

Но что им надо? Чего они хотят? Это должен быть тот сюжет, который они несут в себе, вот все они. Рома его ещё не знал, но он считает. Прямо сейчас.

– Ну, у меня есть кое-что, – начал, чувствуя, как ступает по корочке свежего льда над рекой: выдержит – не выдержит, непонятно. – Не совсем пьеса, за текст я пока не брался. Идея.

– Это этнография-то? – выкрикнул кто-то. Рома поразился, что люди помнили предыдущий разговор.

– Нет, не этнография. Я подумал: нам тот сюжет не подойдёт. Он слишком сложный, ну, для сцены, у нас ресурсов на него пока нет.

– А что там такого? – с сомнением спрашивал кто-то.

– Ну, во-первых, там нужна лошадь, – сказал Рома, но его сразу перебили:

– Ха! Можно и лошадь! – Они повеселели. – Изобразим и лошадь, нам-то что!

– Серёга, у тебя у тётки, ну, в деревне, говорил же, была кобыла?

– Есть, – самодовольно отвечал некий Серёга. – С жеребёнком уже.

– Чудесно! Сразу и с жеребёнком!

Стали смеяться, представляя, как приведут лошадь с жеребёнком.

– Лошадь – это не самое сложное, – продолжал Рома, оглядывая их. Ему казалось, что он тянет время, но по-другому пока не мог – ничего не долетало, ничего не было слышно. Чего же они хотят? О чём думают? – Но там содержание не актуальное. Не подойдёт для нас. Там проблема самого Итильвана – кто он такой, человек или правда сын реки….

– Почему же? Самозванцы – это всегда актуально, – высказался кто-то из задних рядов.

– Нет, это история не о самозванцах. Но нам сейчас… Разве из вас кто-нибудь верит в Итильвана? – задал Рома вопрос и вдруг понял, что спрашивать надо не так: – Ну, вы же знаете, кто это такой?

Он обвёл людей взглядом. Они растерянно молчали, на лицах было непонимание.

– Ну как это… колдун, – неуверенно проговорила одна из ботаничек. – Шаман. Типа такого?

– Не шаман. Итильван мог людей лечить. Так считалось. Но главное в нём не это.

Вокруг пожимали плечами.

– Так ведь это… ну, я так понимаю, что он как бы главное для итилитов был, да? – заговорил дядя Саша. Роме показалось, что остальные с облегчение выдохнули, как в школе. – Главное, в смысле, как бы бог, воплощение какое-то. Ну, если я правильно это…

– Да, примерно так, – закивал Рома. – Это был такой человек… или не человек… ну, нам это не важно. Главное, он объединял людей. В смысле, сама вера в него, вера в его необычные способности, в то, что он приходит к ним, в смысле, только к итилитам…

Рома понял, что запутался. Что он говорит уже не лучше дяди Саши. И всё равно не может передать главного. Того, как чувствовал сам, как рассказвал дед. Или не дед… Нет, наверное, о таких вещах дома не говорили. Такое просто есть вокруг, и ты живёшь с ним. Как с песнями. Сказками. Как с плетением сетей, кормлением реки молоком, как с рыбами, лесом и островами.

Или не живёшь. И тогда перестаёшь быть самим собой.

– Я понятно это?.. – Посмотрел на них.

В ответ ничего не долетало.

– Да понятно! – замахал дядя Саша. – Ты дальше, про то, ну, что хочешь-то, чтобы переделать, или как?..

– Что хочу… Так вот и хочу: современный мир, без Итильвана, – заговорил медленно, как будто читал одному ему видимый текст. – Как наш. Но его ждут. Вдруг кому-то – вот вам, например, – махнул на первую ботаничку. Та залилась густой багряной краской. – Кому-то примерещилось, что он встретил его. На берегу, у реки. Как про это и говорят. Говорили…

– Маленького? – Ботаничка вытаращила на него глаза.

– Почему маленького?

– Ну, раз он сын реки… я подумала… – Она снова смутилась.

– Нет, не маленького. Не всегда так было. Иногда его просто встречали.

– И сразу узнавали? – спросил кто-то с сомнением.

– Конечно. – Рома кивнул.

– А как?

– Ну… были признаки. Да и вообще. Если вы встретите, я думаю, тоже узнаете, – сказал он вдруг, неожиданно даже для себя, и улыбнулся.

Кто-то несмело улыбнулся в ответ. Дядя Саша неистово кивал. Но главное, он видел: они готовы его слушать. И слушать, и понимать. И, наверное, готовы будут делать то, что он им предложит. Потому что это всё исходило от них. Это были их мысли, он сам ничего не придумывал.

В рубку Рома вернулся довольный. С пьесой ещё всё было непонятно, они выдумывали её на ходу, представляя, как всё могло бы произойти. Теперь ему предстояло сесть и всё записать, потому что без текста люди ничего изобразить не смогут, и неизвестно ещё, успеют ли разучить и поставить в срок. И всё же в нём укрепилось ощущение правильности, нужности и даже справедливости всей этой затеи.

– О, пришёл, – по привычке прокомментировал его появление Тёмыч. Потом обернулся в кресле и посмотрел пристально. – А ты не через фойе шёл?

– Нет, я же из музея. А что?

– Ищут тебя там. – Он сделал как можно более равнодушное лицо.

– Меня? Кто?

– Кто-кто? Поклонницы. В фойе околачиваются, не пройти: транспаранты, писки, визг. – Он заржал, заметив недоумённый взгляд Ромы. – Да ладно, не ссы. Одна какая-то пришла. Эта, из администрации, как её. Ходила уже. Просила позвать. Да не хочешь, не ходи, – добавил, делая ещё более равнодушный вид, даже отворачиваясь, стараясь изобразить, насколько ему всё равно. – Я так-то сказал, что не знаю, ты тут ещё или нет. Если что, спущусь, скажу, мол, домой ушёл, все дела. Покрутится да уйдёт, не до ночи же торчать будет.

«Вот нахрена сказал, а? Надо было так сразу и сделать. Чё парился-то. Видно же, что ему не особо и надо. Вон, даже вспомнить не может. А тёлка такая…» – долетало до Ромы из-за равнодушного, будничного тона Тёмыча. И хоть он сам понимал, что ему действительно «не надо», тот факт, что кто-то решает за него, зацепило.

– Спасибо. Я спущусь, – сказал и вышел.

– Ну, как знаешь, – донеслось из-за двери.

Любочка стояла как всегда перед стендом с расписанием, будто бы ей была крайне интересна жизнь ДК. На ней было красное платье, очень узкое, очень подчёркивающее. В памяти снова всплыл Тёмыч со всем его мычанием и причмокиванием.

Только не рассказывай, – отозвалось в голове, как и весь день там гудело. Рома поморщился, чтобы отогнать. Он дурак, что ли, рассказывать? Да и кому – Любочке? Но что-то сказать ей всё-таки надо. Чтобы больше не приходила.

А ведь это она для него так оделась, вдруг толкнула другая мысль, и неожиданное тепло разлилось в горле.

– Ой, здравствуйте. – Как раз в этот момент Любочка обернулась и зарделась. Или это отсвет падал от платья? Нет, она и правда была вся в ожидании и на нервах. Тепло в горле стало почти жаром. Любочка опустила глаза, и Рома с удивлением понял, что она читает сейчас его так же, как и он её. – А я услышала, что вы всё, в смысле, что на работу снова, и сразу прибежала. Вас неделю не было, говорят, я с ума сходила. Вы в порядке? – Она как бы невзначай подняла глаза. Рома кивнул, не отдавая себе отчёта. Любочка зарделась сильнее. Казалось, они говорили о чём-то другом, точнее, их тела говорили о чём-то другом, не о том, что произносилось вслух. Рома ещё продолжал это замечать, но как бы краем сознания, самому же становилось с каждой секундой всё жарче, и это удивляло и захватывало его.