Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток [СИ]

Он договаривается с Фран дождаться её на улице и выходит из душного зала.

Свернуть шею - не самый красивый способ убить человека. Зато тихий, чистый и быстрый. И вполне в духе древнего обычая, по которому проливать девичью кровь вообще не полагалось. Его, бывало, нарушали, но ничего хорошего из этого не выходило. Как тогда в Халле.

Нападение со спины - вещь довольно бесчестная, но к этому Сет относился спокойно. Необходимо было не только убить, но и выжить - для того, чтобы убить ещё один раз.

Он стоял за дверью кабака в глубокой тени, переходящей прямо в звёздную ночь и творил молитву. Давно отрёкшийся от собственных желаний, он вручал себя воле Господа, создавшего и наполнившего смыслом бесчисленные миры, плывущие в сверкающей бесконечности над его головой, и, как обычно, всеми чувствами пытался уловить хотя бы слабый намёк на ответное движение из сокровенной сердцевины мира. Весь он стал чем-то вроде зеркала, которым давно перестала служить Господу Адомерти земля, и лишь в тысячах варварских костров отражались нынче созвездия царственных светил. И впервые за всю свою жизнь он услышал, как что-то летит ему навстречу сквозь потоки видимого и невидимого света из запредельной немыслимой дали.

И в этот момент отворилась дверь.

На короткий миг застыло в освещённом тёплым огнём проёме тонкое девичье тело перед тем, как было сорвано и брошено в темноту, стиснуто в стальном безжалостном захвате до страшного влажного хруста, невозможности вдоха и животного смертного ужаса.

Но в этот короткий миг, когда Фран щурилась на пороге, холодный осенний воздух был взрезан сотнями острых ножей, сотнями чёрных молний, гремящими, словно жесть и отливающими синевой перьями огромных, как вёсла, вороновых крыл. Призрачная, но не бесплотная птица врезалась еретику прямо в лицо, точно лошадь на полном скаку, оглушая, когтя и гвоздя его исполинским клювом. И где-то во мраке, куда провалился Сет из-под звёздного неба обречённого города, голос мёртвого друга кричал: "Не трожь её, братец, не смей, брось, отдай, отпусти..."

Наваждение было неодолимым. Чья-то воля заставила Сета очнуться под бледным небом Края Пустыни в позднее утро давно прошедшего лета. Он только что потерпел поражение в учебном бою и лежал, запрокинув голову, отдыхая от напряжения поединка и подыгрывая младшему товарищу, торжествующему победу. Тот подошёл, закрывая собой солнце. И сказал - смутный, тёмный, весь в сверкании лучей:

- Ты не оплакивал меня. Это хорошо.

- Ты не жена мне, чтобы я тебя оплакивал.

- Друг лучше, чем жена.

- Ты мой брат, такой же, как и я. Зачем оплакивать того, кто не боится смерти?

- А я рыдал бы по тебе, братец. Честно. В этом ты сильнее меня. Наверное, поэтому ты здесь, а я ушёл туда, откуда не возвращаются.

- Но у тебя и на этот счёт своё мнение?

Воронёнок просиял.

- Верно! Ты думал, я пропущу самое интересное?

Сет поднялся на ноги, но ничего вокруг не изменилось, лишь воронёнок смотрел теперь на него снизу вверх - взъерошенный, юный и дерзкий.

- Я думаю, что ты демон, который явился мне помешать.

Рав радостно улыбнулся ему в лицо.

- Я постараюсь являться чаще. И вот ещё что - Учитель просил сказать тебе пару слов. Он бы никогда не позволил девчонке распоряжаться часом, когда ему покинуть белый свет. Другое дело - спалить монастырь. Но для этого не надо быть Змеем. Надо быть таким, как ты и я. Подумай об этом.

- Изыди.

Воронёнок кивает и пропадает, разительно преображаясь перед самым исчезновением. Сет на мгновение видит его фигуру на фоне ночного леса в пляшущем свете костра, зажигающем алыми вспышками лезвия мечей в каждой руке еретика. Он грозен, как ворон с императорского штандарта и страшен расписанным кровавой тушью лицом и суженным безжалостным взглядом. Сейчас он больше, чем когда-либо раньше похож на демона, но Сет вдруг пронзительно чувствует подлинность этого облика и близость порога смерти того, кто всегда был его другом.

Наваждение выбивает еретика из равновесия. Когда он приходит в себя и смотрит по сторонам, рядом с ним никого нет.

Невозможно без ужаса думать о том, что происходит вокруг.

Но, говоря по совести, самому Джеди было сейчас не то, чтобы плохо. Ему было почти хорошо.

Он работал. Сквозь мелкое стекление широкого окна виднелся подмерзающий сад. На подоконнике выстроились пузатые бутылки, пропускающие свет сквозь цветные бока и прозрачную едкую влагу. Столы заполняли стопки бумаги, пучки гусиных перьев, залежи тряпок и губок, ванночки, банки и плошки с вязким, жидким, чёрным, янтарным, благоуханным, зловонным и боги знают ещё каким содержимым,- и множество самого разного железа. Белую рубашку Джеди исполосовала чёрная краска и запятнал липкий бурый лак. На рукаве виднелись дыры, прожжённые каплями кислоты. Совсем недавно Джеди закончил печатать и отправил сушить последние листы с портретом Амей Коата, а теперь экспериментировал с травлением металла. Он наносил рисунок на лезвие крошечного кинжала, который готовил в подарок новорождённому бастарду принца Хеды. Игла легко скользила по тёмной лаковой плёнке, тонкими серебристыми линиями вскрывая спрятанную под лаком сталь. Два леопарда распластались в долгом прыжке друг против друга, став одним симметричным узором. Как быстро! Не то, что резать медь.

Гравировать при помощи крепкой водицы придумали довольно давно, однако способ не пользовался популярностью. Возможно, из-за подозрений, что волшебная лёгкость получения изображения не обходится без присутствия магии и чертовщины. А может, техника просто ждала своего художника, с верным вкусом и твёрдой рукой. Приставленный к оружейному делу, Джеди сразу увидел, что этим манером очень ловко покрывать чернёными узорами любые поверхности, а если травление делать глубоким, то и инкрустировать - хоть бы и золотой проволокой. Да и на бумаге печатать с гравированных кислотой металлических досок тоже будет весьма интересно - что рисунки, что книжные листы.

Джеди погрузил клиночек с леопардами в лоток с кислотой. На тонких серебристых линиях постепенно собрались крохотные бусины воздушных пузырьков. Джеди терпеливо смахивал их краешком пера, щурясь от резкого запаха. За этим занятием его и застиг неожиданный визит принцессы Сель, тихо прошедшей в двери и теперь растерянно озиравшейся по сторонам светлыми, детскими, и, кажется, заплаканными глазами.

- Вот где ты пропадаешь. Милый Джеди, мне стало тебя не хватать.

Он жестом попросил её подождать, потом вручил кувшин с водой, полить готовую вещицу. Хорошенько промыв клинок, Джеди бережно промокнул его ветошью.

- Простите, моя госпожа, мне не терпится снять с него лак. Интересно, что получилось.