Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

– Но тогда ты не можешь пойти туда один!

– С чего вдруг? – Он повернул голову на подушке и посмотрел на Драконью Погибель. – Они же умирают, как люди. Я уже убивал двенд.

– Но не в одиночку!

– Эг, послушай, – Рингил вздохнул. Приподнялся на локтях. – Будь благоразумен. Даже если бы тебя отсюда выпустили, в твоей ноге дыра размером с клапан палатки, а остальное выглядит так, словно тебя прожевал и выплюнул степной упырь. Ты сейчас не в том состоянии, чтобы с кем-то сражаться.

– Я неплохо справлялся до того, как появился ты.

– Ага, заметил.

– В Афа’мараге почти уделал двух уебков сразу.

– Если верить твоим словам.

– В Эннишмине одного убил голыми руками.

– Эг! – Он еще чуть приподнялся на локтях и посмотрел Драконьей Погибели прямо в глаза. – Со мной все будет хорошо, понимаешь? Спасибо за сочувствие, но со мной все будет хорошо.

Они лежали, вместе и порознь. Полосы теплого оранжевого света над их головами продолжали отступать, скользя прочь. Ветерок, задувающий в окно, похолодел.

– А если ты не вернешься?

– Клянусь яйцами Хойрана, Эг! Со мной все будет хорошо! Ты просто сиди смирно. В худшем случае пройдет пару дней. Я вернусь, и глазом моргнуть не успеешь.

Он услышал, как Драконья Погибель сражается с невысказанными словами – почти расслышал, как те застряли у него в глотке. Вздохнул. Закрыл глаза.

– Ну что такое, Эг?

Маджак издал тяжелый вздох.

– Я видел свою смерть, Гил.

Рингил резко открыл глаза.

– Что ты видел?..

– Ты меня слышал. Небожители коснулись меня. Смерть идет за мной – я ее видел.

– Ох, что за хрень ты несешь! – Рингил беспомощно взмахнул рукой. – Это… это же просто куча суеверного маджакского дерьма. Видел свою смерть. Да чтобы тебя убить, Драконья Погибель, понадобится еще один дракон.

Эгар усмехнулся, но невесело.

– Было бы замечательно.

– Насколько я помню, нет.

– Я серьезно, Гил. Я видел свою смерть. Я стоял на Мосту Черного народа и смотрел, как она с грохотом едет мимо. Аст’наха повез мой эль на пир Уранна.

Рингил ничего не сказал.

– Это ведь… хорошо, Рингил. Умереть – это хорошо. Рано или поздно придется, а я прожил дольше большинства маджаков. Видел больше, чем мог мечтать, – Эгар сел и повернулся к нему лицом. – Но я не хочу дерьмовой смерти, Гил. Не хочу, чтобы эти южные говнюки убивали меня потихоньку, привязав к креслу в каком-нибудь подземелье, отдав на милость пыточных мастеров или гребаных кальмаров. Раз я должен умереть, хочу умереть со сталью в руке, чувствуя на лице солнце и ветер.

– Если ты пойдешь за Менкараком со мной и тебя убьют, это случится ночью, – заметил Рингил.

– Ты знаешь, о чем я.

– Да. И ты не умрешь, – Рингил повернулся на бок, лицом к нему. – Понятно? Не знаю, что ты видел на Мосту, но это ерунда. Я перережу Менкараку глотку и сразу вернусь. А потом мы выберемся из этого драного города. Скоро. Договорились?

Но Драконья Погибель не ответил, и слова Рингила сгинули в густеющей вечерней тьме, как камни в черной воде.

Над их головами скользнул прочь последний луч заката.

В полумиле к юго-востоку от Бульвара Невыразимой Божественности ночное влияние Цитадели было ощутимым: нечто вроде тени падало от нее на улицы, поименованные без тени юмора, столь же явственно, как днем, когда она уподоблялась солнечным часам. Здесь не было борделей, таверн или курилен, предоставляющих все услуги сразу; в общественных местах повсюду виднелись резные изображения открытых томов священного писания, озаренные мигающими факелами в черных железных держателях. Те немногие женщины, каких можно было увидеть на улицах, ходили завернутыми в грязные одноцветные одежды, драпировавшие их, как палатки, и закрывавшие им лица, как трупам. Настроение на улице царило мрачное и настороженное: ни насилия, ни смеха. Угрюмые бородачи ходили парами, с приколотыми к рубахам эмблемами Откровения и короткими деревянными дубинками, которые свисали с пояса. Надзиратели следили, чтобы никто не радовался жизни.

– Это началось после войны, – пробормотал Таран Алман, явно чувствуя необходимость извиниться. – Десять лет назад ничего подобного не было.

Наверное, он говорил правду – Нойал Ракан закивал в знак согласия, но ведь десять лет назад Ракан едва ли брился. Рингил не знал, как все обстояло на самом деле, да ему и было наплевать. Во время войны он несколько раз проезжал через южные районы Ихельтета на пути к очередному месту дислокации или из него, а также когда ездил навестить кириатов в Ан-Монале; при этом всегда был верхом, и так сложилось, что ни разу не спешился. А отправляясь в город во время увольнительных, он не удалялся южнее дома Арчет на бульваре.

Похоже, ничего не потерял.

– Впереди, – другой императорский соглядатай, знаток местности, кивком указал туда, где пара стражников в одеяниях Цитадели шествовала по улице, испятнанной светом факелов и витрин. – Переулок справа, после бакалейной лавки. Пусть эти типы из патруля сперва отойдут подальше.

Они медлили, делая вид, что интересуются товарами торговца скобяными изделиями, разложенными на одеялах на улице. Четверо мужчин в темной, непримечательной одежде, с испачканными и заросшими лицами, не богатых и не бедных, совершенно обычных, если не приглядываться. Они шли пешком от самой реки – агент Монарших гонцов забрал у них коней, предоставил невзрачные плащи и посоветовал Рингилу надеть свой поверх Друга Воронов. Северянин выглядел необычайно высоким горбуном. Если бы кому-то пришло в голову над этим поразмыслить, он бы, конечно, понял, что спрятано под тканью – Ракан, Алман и еще один императорский воин не скрывали свои клинки на бедре, – но, скорее всего, никто бы не побеспокоился. Важнее было прикрыть ножны и эфес Друга Воронов, поскольку кириатские сплавы блестели и переливались на солнце.

Впереди патрульные из Цитадели медленно шли вперед, время от времени бросая грозные взгляды на прохожих, а иной раз приставая к испуганным гражданам. Остановились, чтобы отругать женщину, которая несла кувшины с водой, закатав рукава и демонстрируя обнаженные предплечья. Ракан присел, чтобы рассмотреть пару богато украшенных боевых топоров, лежавших отдельно от кастрюль, сковородок и домашних инструментов, которые составляли большую часть скобяного товара.

– Благословенное оружие, мой господин, – торговец придвинулся ближе, почуяв клиента. – Освящено для войны с Чешуйчатым народом самим великим инквизитором Анваром Менкараком. Вот его печать, вырезана на древках. Она дает владельцу защиту от драконьего яда, чумы и стрел, погруженных в нечистоты. Мне их продал ветеран боев в Шеншенате и на побережье Раджала, когда настали тяжелые времена. Раз он выжил при Раджале, что еще можно сказать?