Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

Теперь она это сделала и освободилась. Снова схватила лицо Арчет обеими ладонями, крепко поцеловала в губы и откинулась на постель, упираясь локтями.

– Да, – повторила она, тяжело дыша. – Да. Делай со мной что хочешь. Покажи, чего ты желаешь.

И Арчет обрушилась на нее с неотвратимостью деревянного фасада, объятого пожаром.

Плоть к плоти – до чего жарким было это ощущение после немыслимо долгого перерыва, – и сильные поцелуи взасос по всему бледному телу, которое она ласкала, водила по нему руками, овладевая, пока пальцы не оказались на стыке бедер Ишгрим, в то время как другой рукой она притянула девушку к себе и заглянула ей в глаза с расстояния в несколько дюймов. Сдерживая собственную жажду, от которой голова кружилась, словно во хмелю, подпитывая ее полуоткрытыми губами северянки, полузакрытыми глазами и стоном, перешедшим в быстрое дыхание, когда она проникла внутрь, тем, как Ишгрим отчаянно и все более напряженно стискивала запястье Арчет, чьи пальцы уходили все глубже, движения становились все нетерпеливее, и вот она вскрикнула, извернулась, напряглась – а потом, рыдая, кончила.

Арчет выпрямилась, высвободила руку, которой ублажала девушку, и оседлала грудь Ишгрим с ее мягкими изгибами. Та улыбнулась ей, все еще тяжело дыша, кивнула, поднесла руки с длинными пальцами к раздвинутым бедрам Арчет. Ишгрим, Ишгрим, Ишгрим…

Арчет почувствовала, как плавится от неутоленной страсти.

– Теперь я, – она настойчиво повторяла это снова и снова. – Теперь я.

И опустилась навстречу жадному рту и языку северянки.

После того как они некоторое время лежали, переплетясь друг с другом, под простынями с мускусным запахом пота, бормоча друг другу на ухо ласковые слова и делясь впечатлениями; после того, как Арчет взяла свечу и показала Ишгрим, как использовать ее; после того, как Ишгрим смущенно попросила сделать то же самое с ней, – после всего этого девушка уснула, свернувшись клубочком на сгибе руки Арчет, удовлетворенная, а сама Арчет лежала и смотрела, как на стенах комнаты трепещут тени от светильника.

Капли пота ползли у корней волос, щекоча. Сон не шел. Она посмотрела на лицо спящей девушки и внезапно поняла, что боится ее потерять. Что новые ошибки непозволительны, и ни в коем случае нельзя лишиться своего преимущества.

Тревожные мысли зашевелились, подкрались из глубин памяти. Всякое подобие мимолетного забвения, которым она окутала себя, испарилось, растаяло в воспоминаниях о разговоре с Ангфалом.

«Анашарал говорит, что приближается нечто темное».

«Да. И, вероятно, оно уже здесь».

Ему потребовался час и три смерти, чтобы добраться до покоев Менкарака.

Первая смерть была дурацким стечением обстоятельств. Пробираясь по узкому коридору у основания южной стены, он свернул за угол и наткнулся на молодого надзирателя, который куда-то спешил. Они столкнулись, отскочили друг от друга, но не упали. В полумраке надзиратель на одну фатальную секунду растерялся, а потом разинул рот, чтобы заорать.

Рингил атаковал.

В руке у него был кинжал из драконьего клыка; плащ всколыхнулся точно крылья. Свободной рукой он зажал разинутый рот, приглушил крик и повалил надзирателя на пол, вскинув клинок. Юноша заметался, широко раскрыв глаза, отчаянно замотал головой, сквозь прижатую ладонь невнятно умоляя Гила о пощаде. Рингил ухватил его большим пальцем за подбородок, дернул голову в сторону и вверх, перерезал горло. Быстро отвел руку с ножом, чтобы не испачкаться в хлынувшей крови, и внимательно проследил за тем, как лицо надзирателя обмякло.

Перевел дух и выпрямился.

«Вот дерьмо».

Уставился на дело своих рук. Кровь надзирателя растеклась по каменным плитам, чернея в тусклом свете. Глаза мертвеца слепо глядели в потолок. Рингил проверил коридор, посмотрел за угол. Вокруг никого, но спрятать тело было негде. Он вызвал в памяти карту Цитадели, отыскал на ней место, где находился. В той стороне, откуда он пришел, одним уровнем выше, во внутреннем дворе был разбит маленький декоративный фруктовый сад. Но если нести тело так далеко, он сильно перемажется в крови…

«Становимся щепетильными к старости, да, Гил?»

Он наклонился, ухватил безвольное мертвое тело под мышки и подтащил к стене коридора. Потом взвалил труп на правое плечо, с усилием выпрямился – «А они много жрут, эти надзиратели!» – и побрел искать лестницу. На каменном полу оставались широкие кровавые полосы, но ничего не поделаешь. В этой части коридора не было факелов, и он надеялся, что случайный прохожий не заметит пятен в темноте. Если повезет, до рассвета никто сюда не спустится.

«Ну да, конечно. В последнее время ты слишком полагаешься на удачу».

Он поморщился во тьме, под тяжестью ноши.

«Ладно, Даковаш. Беру свои слова обратно. Я буду твоим псом.

Квелгриш. Ты спасла меня от чумы неспроста, верно? Поговори с госпожой Фирфирдар, будь добра. Пусть эта сучка отсосет мое гребаное невезение.

В конце концов, для чего еще нужны боги?»

Он добрался до сада, никого не встретив. Поди разбери, помог ли в этом Темный Двор. Прошел сквозь пахнущий яблоками внутренний двор и бесцеремонно сбросил тело надзирателя у дальней стены. Усадил труп спиной к дереву по другую сторону от главного входа во двор. Ненадолго прислонился к стволу сам, над головой мертвеца, чтобы перевести дух. Вытер пот со лба рукавом, проверил, есть ли кровь на плаще – ее было немало, – и закатил глаза. «Отлично… и это мы еще не добрались до крыла старших надзирателей». Тяжело вздохнул, отсалютовал мертвецу, коснувшись пальцем виска, и ушел.

Выходя, увидел сову, наблюдавшую за ним с ветки одного из деревьев. Птица ничего не сказала и не взмыла в небо, тяжело хлопая крыльями, унося его удачу в когтях или что-то в этом роде. Она загадочно моргала и топорщила перья – только и всего.

«Потому что это просто долбаная сова, Гил. Не предзнаменование, не психопомп, не демон-фамильяр, явившийся откуда-то из-за Ленты.

А теперь возьми себя в руки и давай покончим с этим».

Он выскользнул из сада и снова пустился в путь по темным коридорам.

Где-то по пути пробудилась икинри’ска .

Возможно, Рингил ее призвал, или она сама почувствовала, что время пришло. Хьил однажды сказал ему – где-то, когда-то, там, на болотах, – что чем глубже погружаешься в эту силу, тем меньше она делается инструментом, который можно использовать, и тем больше ты сам превращаешься во врата и канал для ее мощи. «В конце концов, – сказал он, – вы с ней соединяетесь, и нельзя понять, где кончается она и начинаешься ты».

Теперь он чувствовал, как она просачивается сквозь кончики пальцев, исходит из его сердца и легких, пляшет внутри черепа, и предупреждение Хьила приобрело до дрожи отчетливый смысл, который он раньше игнорировал. Леденящая душу песня сирены звучала теперь на краю его воли, в его крови. По туго натянутым нервам бегали черные молнии, будто он перебрал кринзанца за час до рассвета.