Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

Некоторое время спустя, все еще в одиночестве, но в общих чертах следуя направлению, указанному призраком, считавшим себя его матерью, Рингил натыкается на мощеную дорожку, проложенную через болото.

Глядеть особо не на что: истертый, поцарапанный белый камень, от грязи в черную крапинку, в лучшем случае пару футов шириной, почти не видный посреди болотной травы, чьи длинные стебельки растут и по обочинам, и между плитами, которыми вымостили дорожку. Рингил, мыском сапога расчистив один камень, с любопытством его изучает. Похоже на тропинки, проложенные в Луговинах в Трелейне, включая те, которые ведут к воротам его дома – или, по крайней мере, на то, как они могли бы выглядеть через тысячу лет.

Без подсказки Ишиль он ничего не заметил бы.

Он смотрит налево, потом направо, пожимает плечами и выбирает направление будто бы в ту сторону, где на горизонте виднеется огонек костра, похожий на небрежный росчерк пера. Внутри него словно оттаивает кусок льда, сочится водой: Рингил смутно осознает, что доволен таким поворотом. Идти теперь легче, сырая почва под ногами не прогибается при каждом шаге. Шаги по твердому и устойчивому камню отдаются звоном, и хотя по обеим сторонам дороги время от времени возникает паутина, она не приближается и не пересекает тропу.

Зато в конце концов он находит черепа.

Десятки – может, сотни – ухмыляющихся черепов усеивают болото слева и справа от дороги. Каждый насажен на низкий пенек, серый и потрескавшийся от старости. Сотня с лишним пар глазниц, расположенных на одном уровне, промытых насквозь холодным ветром, обозревает болотный горизонт. Если бы не безупречная строгость часового в каждом пустом взгляде, это могли бы быть необычные надгробия в честь павших в давно забытой битве – воинов некоей расы, предпочитающей после смерти любимых не закрывать их лица грудами холодных камней.

Но это не надгробия.

Рингил неохотно останавливается там, где один из черепов виднеется в двух шагах слева от тропы. На нем еще есть волосы – давно мертвые седые пряди ниспадают, прикрывая одну глазницу, словно магическим образом выпрямленная паутина. Он садится на корточки, убирает волосы с лица, касается кости и аккуратно давит на пожелтевший висок. Тот не поддается. Череп намертво приделан к пню, в точности как когда-то еще живая голова. Он уже видел такое – это олдрейнское колдовство; излюбленная тактика, которую Исчезающий народ пускал в ход против людей, пытавшихся бросить им вызов. Ситлоу однажды сказал ему, что головы будут жить вечно, если пенькам хватит воды.

Значит, здесь когда-то случилась засуха, либо прошло так много времени, что разум Рингила отказывается даже мимоходом это осознавать.

«Или Ситлоу тебе солгал».

Он выпрямляется, скривившись. Эту гипотезу ему не хочется принимать во внимание. Ситлоу – олдрейнский военачальник, кровожадный, жестокий и гордый, осененный мелькающими молниями, воплощение мифов о двендах, сражающий любых врагов с бесстрастным равнодушием – с этим, да, с этим Рингил может жить. Но Ситлоу-двенда, бессовестный и неразборчивый в средствах, словно какая-нибудь сладкоголосая шлюха из портовых трущоб…

Ладно. Значит, миновала целая пропасть времени, из-за чего даже колдовство олдрейнов наконец ослабло и потеряло власть над силами разложения.

Звучит логично, да – вот он и отыскал выход из тупика. Теперь можно расслабиться.

Наверное, ему не удалось отыскать Ситлоу в Серых Краях, потому что какой-то огромный… качающийся… механизм , что-то вроде неохватных кометных орбит, про которые Грашгал пытался ему рассказать бессонной ночью накануне битвы на побережье Раджала, или… нет, погоди-ка, все куда проще. Это… взлетело крыло некоей громаднейшей временной-ветряной мельницы и снова унесло Исчезающий народ прочь; открылся провал шириной в множество сотен тысяч лет, и олдрейны со всеми своими хитростями необратимым образом остались на дальней стороне.

«Что бы ты отдал, Гил, чтобы на самом деле в это поверить?

А что бы ты отдал, чтобы отказаться от этой идеи?»

– Эй, Эскиат. Собираешься вечно стоять тут и хныкать?

Рингил резко оборачивается, не веря своим ушам. Каменный круг вспыхивает вокруг него, словно гранитная молния, въевшийся рефлекс – раз, другой, в такт с внезапно ускорившимся пульсом.

– Эг?

Определенно, он самый. Знакомая, широкая как бочонок грудь, железные талисманы проглядывают в спутанных седеющих волосах. Грубое обветренное лицо расплылось в улыбке. Над плечом торчит копье-посох, словно маячащий сзади долговязый старый приятель. Эгар каким-то образом обзавелся стальным зубом и шрамом на подбородке, которого Рингил не припоминает, но в остальном перед ним тот же Драконья Погибель, живее всех живых – стоит на тропе в той стороне, откуда Рингил пришел, с виду не более материальный, чем камни, которые то появляются, то исчезают между ними двумя.

– Эгар?

Маджак хмыкает.

– Знаешь, когда ты оказываешься по шею в дерьме, всегда появляется кое-кто другой , чтобы тебя вытащить?

Рингил слабо взмахивает рукой.

– Я не…

– Да что ты? – Эгар делает шаг вперед и хватает его за плечи. Сильные пальцы степного кочевника впиваются в мышцы, оставляя синяки. – И все равно выглядишь дерьмово, Гил. Хочешь знать правду? У тебя вид пони, которого десять дней гнали галопом и почти не кормили. Тот, кто едет на тебе верхом, должен подумать об отдыхе.

Мелькает мысль о Даковаше, и он быстренько выкидывает ее из головы. Нету ее, нету, честное слово – хоть проверяй.

– Никто на мне не едет , – тянет он.

– Надо же, какая новость . – Драконья Погибель прижимает его к себе в сокрушительном медвежьем объятии, которого Эгар в настоящем мире себе не позволил бы. Рингил кашляет для пущего эффекта, и маджак его отпускает. Отдалившись на более привычное расстояние вытянутой руки, широко улыбается. – Рад тебя снова видеть, Гил.

– Ага, я тоже. – Как с Шендом и Ишиль, он знает, что лучше не вступать в разговор, но ничего не может с собой поделать. Он устал от отчужденности и устал стоять в стороне. Что ж, пусть теперь его друзьями станут призраки. – Что ты здесь делаешь?

Драконья Погибель пожимает плечами.

– Да просто решил пройтись с тобой чуток.

Рингил успевает заметить, как морщинистый лоб маджака хмурится: эта версия его старого друга пытается отыскать воспоминания, которых в Серых Краях у него не может быть. «Как я сюда попал, что это за место, что было раньше?» Рингил проклинает себя за несдержанность и быстро ищет повод отвлечься. Он замечает на груди Драконьей Погибели тонкую серебряную цепочку, на которой после их объятий слегка покачивается какой-то плоский предмет.