Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

– А это что такое? – Протянув руку, он берет штуковину в ладонь. – Я и не знал, что ты из мужчин, которые носят медальоны.

– Э-э-э, ты же сам его мне дал, дружище.

Рингил моргает. Сплющенный диск – монета в три элементаля, с изображением лица Акала Великого, потускневшая от времени. Концы цепочки к ней припаяны, и, похоже, сама монета сильно пострадала в ходе превращения в медальон. Когда он жил в Ихельтете, такие кругляши бывали у него в руках не реже, чем он эти самые руки мыл. Но чтобы подарить один Эгару? Нет, он такого не помнит.

«Да ладно тебе, Гил. Не занимайся ерундой. В Серых Краях не нужно заморачиваться на деталях. И спутников не надо расспрашивать слишком тщательно. Или задаваться вопросом, какие они на самом деле.

А также куда все это тебя приведет».

Он отпускает руку, и монета возвращается на грудь Драконьей Погибели. Торс маджака внезапно делается более темным и твердым, похожим скорее на кривой ствол дуба, чем на человеческую плоть. Будто перед Рингилом одушевленная статуя, а не живое существо.

Он сдерживает дрожь. Натянуто улыбается. Хлопает этого как бы Эгара по мощному плечу, которого не постыдился бы и тролль.

– Значит, хочешь со мной прогуляться? Тогда иди следом.

– Ага, умел бы я ходить как ты, зарабатывал бы себе на жизнь, участвуя в представлениях мадам Аджаны.

Старые глупые шутки – всегда лучшие. Но от услышанного Рингилу будто вонзается колючка в глаз, и он, быстро отвернувшись, моргает, взмахом руки указывая на то, что простирается вокруг тропы.

– Видел черепа?

– Да уж. Гребаные двенды.

В воспоминаниях Рингила мелькает Ситлоу: прохладный на ощупь и великолепный, с очами, полными знаний, в которых можно утонуть.

– Ага , – соглашается он. – Гребаные двенды.

Конечно, он теряет Эгара, как и остальных, не успев пройти с ним и пару миль. На этот раз все происходит медленнее, Драконья Погибель то исчезает, то появляется вновь, как свеча на сильном сквозняке, будто где-то за пределами этого неба, похожего на серый шатер, бушует шторм, и короткие злобные порывы ветра время от времени прорываются внутрь. Это длится какое-то время, степной кочевник исчезает, а потом внезапно возвращается, словно решив что-то сказать напоследок, будто не может определиться, безопасно ли оставлять Рингила одного в этом месте.

– Слушай… тот драконий кинжал, который я тебе подарил, все еще с тобой?

Рингил хлопает себя по рукаву, под которым спрятано оружие.

– Не теряй его, это хороший клинок.

– Знаю.

Рингил не сопротивляется происходящему – а что еще можно делать в Серых Краях? Он сохраняет выверенное спокойствие и ведет беседу, будто ничего особенного не происходит, замолкая, когда остается в одиночестве, и вновь подхватывая нить разговора, как только Эгар появляется вновь.

– Да, ты говорил про шамана Полтара.

– Старый хрен сам напросился, Гил. Если я не вернусь туда и не выпущу ему кишки за то, что он сделал, то кто?

– Может, он им надоест. Если не сумеет вызвать дождь весной, или когда степные упыри опять нагрянут, невзирая на все его пляски с трещотками.

– Никто уже не пляшет с трещотками, Гил. Это романтические бредни, выдуманные неведомым засранцем-писакой для какой-нибудь пьесы про «благородных дикарей из степи», которые часто ставят в этих ваших театрах. Ну, честное слово, до жути надоело видеть, как чернильные душонки, ни разу в жизни не разжегшие походного костра, вещают об испытаниях и невзгодах, выпавших на долю воинов с железными мускулами, и…

И он исчезает.

Рингил остается в обществе уходящей к горизонту безликой тропы и ветра.

Он идет вперед.

Драконья Погибель возникает снова, продолжая идти, и хмурит брови в попытке что-то вспомнить.

– И о чем же я говорил?

– О трещотках. Слушай, я же видел – это было в Ишлин-ичане, – как шаман водил трещоткой над больным ребенком. Длиннющая такая, с костяными погремушками на конце.

– Так ведь это Ишлин-ичан, мать его. Они нарочно выделываются перед гостями из Империи, чтобы те раскошелились. Все равно что на рынке Стров в Трелейне. Такое нельзя принимать всерьез , – голос Эгара вдруг делается далеким, словно между ними закрылась невидимая дверь. – Поверь мне, ни один уважающий себя скаранакский шаман не станет…

И он опять исчезает.

В конце концов промежутки между его появлениями становятся все более длинными и зияющими пустотой, превращаются в непрерывное отсутствие, и Рингил останавливается посреди тропы, словно признавая, что Драконья Погибель ушел. Он снова садится на корточки, вздыхает и смотрит на грязные камни под ногами.

Проходит немало времени, прежде чем у него появляется желание идти дальше.

Но, выпрямившись, он за что-то цепляется взглядом. Прищуривается и видит не слишком далеко накрененную конструкцию из прямых линий, черный силуэт на фоне неба. Может, последний оставшийся угловой каркас деревянного жилища, давным-давно сожранного пламенем пожара, обглоданные и почерневшие кости, одиноко возвышающиеся среди болота.

Он пожимает плечами. Цель не хуже любой другой. Есть к чему стремиться.

Их разделяет не больше пары сотен шагов. Но, приближаясь, Рингил видит свою ошибку. Это не руины дома или нечто похожее.

Это дорожный указатель.

Указатель, выкованный из темного сплава, неизвестного Рингилу; четыре стрелки отстоят друг от друга под прямым углом. Вся конструкция чуть наклонена вперед от вертикали и располагается за небольшим холмом, поросшим пучками болотной травы. Надписи на стрелках неразборчивы, соленые морские ветра и время их стерли, но Рингилу кажется, что алфавит похож на старый мирликский.

С верхушки указателя ниспадает прозрачная паутина, будто кто-то прицепил к нему треугольный парус из марли. Посреди серой ткани неподвижно висят болотные пауки размером с кулак или меньше и выпрядают нити длинными передними конечностями. Рингил чувствует легкий тычок в место укуса на животе…

– От такого не помрешь, герой , – на вдохе произносит кто-то щелкающим и скрежещущим голосом.

Еще один тычок, и Рингил понимает: то, что он принял за холм, на самом деле существо, сидящее у подножия указателя, обмотанное по самую макушку темными тряпками и такое сгорбленное, скрюченное, что трудно поверить в его способность говорить.

Затем оно поднимает голову и смотрит на Рингила.

Позже он так и не вспомнит в точности, как выглядело лицо под капюшоном. Он вспомнит лишь то, как напрягся и взглянул прямо в – «…какого они цвета? какой формы? и сколько их вообще?..» – немигающие глаза.

– Кто тебе сказал, что я герой?

Существо в лохмотьях хмыкает.