Ричард Морган - Хладные легионы [litres]

Вместо этого широкая тропа ведет его среди руин города; продуваемые ветром террасы, полные развалин; обломки колонн; огромные покосившиеся плиты мавзолея, испещренные рядами символов, которые он не может прочитать, но при одном взгляде на их высеченные резцом стройные ряды им овладевает дрожь, которую не объяснить ни лихорадкой от паучьего укуса, ни пасмурной болотной погодой. Слева появляются ступеньки – широкие и неглубокие, от возраста истертые и похожие на неровный, оплывший воск, будто стекающие к дороге, по которой он идет. Рингил смотрит, куда они ведут, и огонек костра словно подпрыгивает, оказавшись на самой вершине и на фоне неба, которое, вне всяких сомнений, темнеет. Он слышит, как кто-то перебирает струны, люди смеются и чей-то неумелый голос пытается петь.

Он поднимается по ступенькам, идет на эти звуки, ощущая смесь облегчения и странной тоски оттого, что облюбованную призраками дорогу приходится оставить позади. А когда, достигнув вершины, он оказывается на плато из потрескавшегося белого камня, которое выглядит так, словно когда-то было полом храма с колоннами или рыночной площадью; когда видит, что посреди плато стоят повозки и весело пылает большой костер, у которого собралась компания пестро одетых мужчин и женщин, он необъяснимым образом застревает среди теней на границе площади, не в силах двинуться дальше.

Первой его замечает женщина. Она несет флягу с вином, уперев ее в бедро, вокруг костра и обратно к одной из повозок, отмахиваясь от похабных шуток мужчин, которые с веселой неуклюжестью делают вид, что пытаются ее схватить; на миг отвернувшись от огня, она видит Рингила. В тот момент, когда их взгляды встречаются, он видит себя таким, каким наверняка предстает в ее глазах: изможденным, закутанным в черный плащ и молчаливым, с эфесом Друга Воронов за спиной.

Вместо того чтобы завопить от неожиданности, она говорит:

– Хьил, у нас гости.

Рингил слышит имя, когда оно плывет над костром к своему владельцу, узнает архаичный болотный диалект наомского, на котором говорит женщина, и ощущает внезапное подрагивание в паху и беспокойство в голове. Там, на краю озаренного пламенем пространства, сидит кто-то в шляпе с широкими полями – ссутулившись, перебирая струны мандолины с изящной шейкой, что лежит у него на коленях…

Рингил щурится. «Этого не может быть… или может?»

Мандолина умолкает, последние аккорды растворяются в темноте. Разговоры вокруг костра стихают. Длинные, изящные ладони музыканта на мгновение ложатся поверх инструмента. Он медленно поднимает голову, и под широкими полями шляпы открывается лицо. Глаза блестят, отражая веселое пламя костра.

Это он. Никаких сомнений.

– Гость. Надо же . – Хьил грациозно поднимается и отдает мандолину сидящей рядом женщине. Он говорит на том же языке, что и раньше – болотном наомском с витиеватыми вкраплениями старого мирликского. Он встает, бросает взгляд на горячие искры и трепещущий воздух над костром. – К тому же еще и воин, судя по всему. Подходи ближе, славный господин. При дворе Хьила Обездоленного церемонии не в почете.

Образ, быстрый как молния: в шатре, чьи стены от горящего снаружи костра желтые как пергамент, Хьил обхватывает этими длинными гибкими пальцами член Гила и проводит кончиком языка по…

– Я об этом знаю. Ты меня не узнаешь, Князь-Оборванец?

Заслышав знакомый титул, Хьил упирается руками в бока и чуть склоняет голову набок.

– Не узнаю ли? Для этого сперва не мешало бы разглядеть тебя при свете.

Два десятка пар глаз глядят на вновь прибывшего – тем, кто сидит у костра с его стороны, для этого пришлось повернуться боком. Рингил любезно шагает вперед, не забывая держать руки на виду. От желания сделать пируэт все зудит внутри – и, странное дело, укус на животе уже не болит. Внезапно подступает смех.

Музыкант, узкобедрый и длинноногий, обходит костер, грациозно пробираясь сквозь сидящих. На его лице щетина, на подбородке виднеется крошечный шрам, который он трет, когда испытывает любопытство. Приблизившись к Рингилу, он обходит его по широкой дуге, не забывая держаться вне досягаемости клинка. Обхватывает себя руками чуть ниже груди, словно обнимает.

Трет шрам на подбородке.

Качает головой.

– Нет. Я бы запомнил это лицо. И этот здоровенный меч. Я тебя не знаю, друг.

Рингил улыбается.

– Зато я знаю тебя.

– Ну, поскольку мы тут блуждаем на серых окраинах мира, любой продрогший призрак, желающий найти место у огня, мог бы сказать то же самое. – Однако в глазах под широкими полями шляпы пляшут те же искры любопытства и неуемного озорства, которые помнит Рингил. – Убеди меня .

Рингил поднимает руку, сгибает большой палец и мизинец в кольцо, как учили. Слова из икинри’ска готовы сорваться с его губ. Он произносит их несколько резким шепотом, и слоги будто оставляют позади крошечные карманы холодного воздуха. Один из псов, лежащих у костра, навостряет уши и странно на него смотрит. Позже кое-кто будет клясться, что видел, как по древней, потрескавшейся каменной площади пробежала темная рябь. За пределами озаренного костром пространства волнуются злые тени.

Улыбка сползает с лица Хьила.

– Кто тебя этому научил?

– Ты.

Теперь беспокойство Хьила переходит на мужчин и женщин у костра. Возможно, они на каком-то животном уровне ощущают то же прикосновение, что и собака. Или все дело в том, что их предводитель внезапно сделался крайне серьезным.

– Икинри’ска – не набор трюков для дешевого представления , – тихо говорит Хьил. – Я бы не стал учить этой науке шарлатана.

– Ты сам попросил убедить тебя.

– Меня это не убедило.

– Ну ладно. В своем шатре ты держишь статуэтку женщины из белого мрамора с трещиной в голове. Примерно такого размера, очень красивая и, судя по всему, очень старая. Ты нашел ее на болотах еще мальчишкой. Забрел далеко от каравана дяди и заблудился. Странный палевый волк будто преследовал тебя, но когда ты…

– Хватит . – Хьил сглотнул. – Ты пришел из моего будущего, чтобы рассказать о моем прошлом. За тобой тянутся темные отголоски, словно вихри ила за сетью. Кто ты такой на самом деле?

– Голодный путник. И замерзший. В прошлый раз твое гостеприимство не было столь осмотрительным, Князь-в-лохмотьях.

– Это если поверить тебе на слов о.

– Любой продрогший призрак, желающий найти место у огня, мог бы сказать то же самое. Да . – Рингил пожимает плечами. – Ты колдун, как сам когда-то мне сказал. Ты владеешь икинри’ска. Итак. Меня зовут Рингил Эскиат. Посмотри мне в глаза и скажи, призрак я или человек.

Он ждет.

Проходит мгновение, и Хьил, прежде чем снова посмотреть ему в глаза, бросает быстрые взгляды направо и налево, будто Рингила сопровождают телохранители. Но в конце концов князь-оборванец все же смотрит в лицо гостю и, даже если видит что-то в его глазах – или не видит, – решает об этом молчать. Вместо этого он слегка кивает, как человек, принимающий плохие новости, которых давно ждал.