Александр Гром - Фианэль Отважная. Книга 1

Не в силах более предаваться коварно нахлынувшей грусти, я резко мотнула головой, словно отгоняя её прочь и решительно захлопнула тетрадь. Больше не было никакого смысла впустую над ней сидеть. Сегодня мне действительно оказалось не до стихов. Но глазеть на четыре стены не хотелось тоже, поэтому я и не стала противиться, естественному желанию прогуляться по плато. Благо Локи всё ещё крепко спал, и в моём внимании пока не нуждался. Ступая на цыпочках, я покинула комнату, быстрым шагом преодолела длинный коридор и оказалась на свежем воздухе, под полуденным солнцем, ярко сиявшем с синих небес, лишённых малейшего признака облачности. Оглядевшись по сторонам, я уже теперь не торопясь, направилась к речушке Змейке, появляющейся из недр небольшой пещеры на юго-западе и бегущей извиваясь через всю обширную, прилегающую к башне, территорию. Исчезала же она на северо-востоке, в расщелине, чрезвычайно похожей на чей-то насмешливо приоткрытый рот. Совершенно отстранённо, я миновала один за другим, шесть арочных мостиков и очутилась на площадке, тщательно расчищенной от валяющихся повсюду камней, перед двумя невысокими, прямоугольными плитами. На той, что располагалась слева от меня, надпись, выбитая на эльфероне, гласила:

— Тут покоится прах волчицы Мары, верной спутницы Ириндэль из Баур-Дага.

На расположенной справа, более короткая строка на скэнди:

— Булат — верный друг Харальда Смелого.

Моя рука по старой привычке, по очереди погладила оба памятника так, словно это были живые существа. Да и как впрочем, считать мёртвыми тех, кто издавна живёт в твоём сердце?

Мара отошла в мир иной, когда мне исполнилось девять лет. По сути, дикий зверь, она поразила меня своей заботой, всегда зорко присматривая за тем, что бы маленький, человеческий детёныш, заигравшись не свалился с плато в бездонную пропасть. И тётя Ири отлично знала, на неё в этом ответственном деле можно положиться. Она даже в шутку называла старую волчицу, моей нянькой. Да так оно, по сути, наверное и было. Ещё Мара была готова защищать девочку Фианэль хоть от целого света, ополчись тот вдруг на неё. Об этом красноречивее всего говорил взгляд волчицы, полный любви, преданности и желания обезопасить, любой ценой.

Булат погиб как истинный боец, уложив четверых, в неравной схватке с многочисленной волчьей стаей едва я только родилась на свет. Тем не менее, я познакомилась с ним шесть лет назад, на заре моих самостоятельных вылазок в близлежащие от плато, леса. Вернее сказать не столько с ним, сколько с его Призраком… Когда это случилось первый раз, я правда слегка струхнула, заприметив в чаще наблюдавшего за мной огромного Призрачного Пса, но потом тётя Ири убедила меня что это никто иной, как дух папиного Булата. После чего я успокоилась и даже настойчиво пыталась познакомиться с ним поближе. Однако, увы… Призрачный Пёс легко ускользал. И вообще, зачастую он держался за границей видимости. Но и тогда я безошибочно улавливала его присутствие, наполнявшее душу чувством благоговейного восторга. Жаль, что он больше не появляется…

Печально вздохнув, я побрела на восток плато, почти самый его край, где виднелся купол Логова, по форме похожий, на слегка усечённые, аравийские пирамиды, виденные мной в книге с множеством удивительных картинок. К сожалению, прочитать её я не сумела, так как не знала аравийского языка, на котором была написана книга. Но, возможно в будущем, я его изучу не хуже чем скажем скэнди, эльферон или круэри. Конечно тут, в нашей позабытой всеми богами глуши, учителя мне не сыскать во веки веков. Ну и ладно! Поищем в иных краях, например: в Дунленде, либо в королевстве англов. Хм-м, при условии, что карлик Горхо ничего не спутал и не соврал в своей знаменитой книге Судеб. А именно в той её части: где речь идёт о полуэльфке, ставшей грозной королевой Эсгардой. Не удержавшись, я с иронией заулыбалась, представив лица придворных вельмож, услыхавших первый приказ новой повелительницы:

— А подать сюда, пред мои светлые очи, лучшего знатока восточных языков. А с ним непременно бумагу, перья и чернила. Да поживей, негодяи, поживей! Королева знаний жаждет!

Нда-а, что и говорить, богатые, родовитые бездельники посчитали бы это ненормальной блажью суровой завоевательницы, приведшей с собой несметные полчища нечисти из глубин дикой, варварской Скандинавии. И откуда им знать, что детство и юность этой странной завоевательницы прошло в тиши богатейшей библиотеки? Но даже прознай они про сиё обстоятельство, то всё равно вряд ли бы меня, когда поняли. Ведь в своей массе: бароны, графы, герцоги — считали грамоту ненужным, недостойным и скучным занятием. Вот война, кровавые междоусобные распри, коварные интриги, охота — это было, по их мнению, совершенно другое дело, достойное так сказать благородного происхождения. О выше перечисленных, да и о прочих нравах царящих в мире, мне поведала тётя Ири. А она в своих выводах опиралась на сведения, полученные от моего отца.

Оказавшись у Логова, я нажала обеими руками на внушительную дверь, сработанную дядюшкой из тщательно обтёсанных стволов молодых сосен и настежь её распахнула. Дневной свет немедленно проник вовнутрь, явив моему взору ложе Крауга — внушительную впадину в полу, занимавшую большую часть Логова. Как и прежде она продолжала пустовать…

— Уж не загулял ли мой юный дракоша с подругой? — невольно заподозрила я, входя под знакомые, высокие своды. Впрочем, я тут же усомнилась в сделанном предположении, напомнив себе, что драконице неоткуда взяться в наших лесах. Хотя… Сам Крауг как раз и был найден в лесу неподалёку от плато. Но это отдельная, особая история, ибо он тогда преследовал врагов, убивших его сестру Элайру. Преследовал и уничтожил, да только и сам едва не погиб…

С левой стороны от дверей, напротив маленького камина, стоял стол в паре с креслом. Зимой, в лютые морозы, я любила приходить к Краугу в гости, зажигать в очаге огонь и записывать рассказы о его прежней жизни, в горах Колючего Ремня. Дракон, как мне казалось, частенько привирал, однако я делала вид, что охотно верю всему услышанному. Это втайне забавляло моего моего огнедышащего друга. А меня забавляло его наивное заблуждение.

Подойдя к столу, я покосилась на всегда лежащую на нём, внушительную тетрадь в алом переплёте, с бросающимся в глаза золотым тиснением в виде изящных эльфийских рун, расположенных полукружьем на лицевой стороне. В неё-то я и записывала приукрашенные, а порой, возможно, полностью вымышленные истории Крауга. Всё же, несмотря на искушение, брать её с собой в пакгауз, что бы перечитать, я не стала. Почему-то сейчас, в непривычно долгое отсутствие дракона, это показалось дурным знаком, предвещающим конец наших, перекочёвывающих на бумагу, бесед. Ведь до сего момента я никогда не уносила тетрадь за пределы Логова.