Александр Гром - Заглянуть за горизонт

За разговором я едва не пропустил едва заметную тропку, уводящую в дебри высокого, вымахавшего в рост человека, бурьяна. Пока мы через него продирались, наши руки и лица, оказались изрядно исцарапаны. Но никто не жаловался, понимая, что в сложившейся ситуации, это небольшая плата за благополучный уход из Далидора. Спустя минут тридцать мы выбрались из дикого царства трав и очутились перед стеной пушистых молодых сосен. Опять пришлось продираться. Впрочем, вскоре стало легче. По мере удаления от края рощи, деревья становились старше, и места между ними вполне хватало для беспрепятственной ходьбы.

— А до поляны далеко? — почему-то шёпотом поинтересовался Кол, шедший сзади, но вдруг поравнявшийся со мной.

— Ты о чём? — не понял я.

— Ну… О кладбище с неупокоенными костями, — заговорщическим тоном пояснил толстяк. — Мы через него пойдём?

— Нет, оно находится почти в центре, а наш путь лежит севернее, — ответил я.

Кол с явным облегчением вздохнул.

Журавль же, не преминул подколоть приятеля, во всеуслышание заявив, что тот панически боится мертвецов.

— Ничего подобного, балбес, — возмутился Кол, петушком наскакивая на приятеля. — И ты это знаешь, а наговариваешь! Ну, точно, у тебя язык что помело. Точно! Э-эх, бессовестный ты тип…

Под их беззлобную перебранку мы шли около часа, потом ещё столько же, почти в полном молчании. После чего роща осталась за спиной, а перед нами раскинулись просторы Безвозвратных пустырей, поросшие цветущим вереском, кустами шиповника, жимолости, боярышника и розы. Присутствовали тут и редкие деревья: акации, дикие яблони, лиственницы. Кое-где поверхность разнообразили белые валуны, покрытые пятнами ярко-изумрудного мха. Но, несмотря на определённую живописность окружающей природы, тут пребывало и нечто угнетающее сознание. Возможно, этому ощущению способствовала неизбывная мутная дымка, ограничивающая горизонт во все времена года. Или же, как в Изменчивой степи, виновата была древняя магия, сокрытая в земле от нескромных глаз. Как бы то ни было, незадолго до полудня Безвозвратные пустыри остались позади. А мы без потерь, вчетвером, входили в одни из ближайших врат Амирхайра. При них находилось двое стражников, уже в изрядном подпитии. На мою разрешительную грамоту они даже не взглянули, зато заметно оживились, став владельцами двух серебряных монет, небрежно брошенных Призраком. И между ними мгновенно вспыхнул спор на актуальную тему: кому на этот раз идти за бутылкой. Не дожидаясь его результатов, мы проследовали под арочным сводом, давно не видевшем ремонта, и оказались на грунтовой, пыльной дороге, петляющей среди убогих домишек городской бедноты. А так как мои спутники в этой стороне Амирхайра не бывали, то я опять принял на себя роль проводника. По прошествии примерно сорока минут, таверна «Стрела и Гусь» встречала нас гостеприимно распахнутой дверью. Мы вошли в довольно большой зал, уставленный четырьмя рядами столов и, минуя стойку бара, направились в один из дальних углов. Там сидела большая, изрядно подвыпившая компания, на все лады горланившая весьма похабную песню.

Когда мы приблизились почти вплотную, Колесо с шутливыми нотками, обратился к двоим из них:

— Эй, новобранцы! Вико и Джаис! А ну кончай пировать. Труба зовёт! Зовёт в поход. Так что вставайте, поторопитесь. Время нынче дорого.

Ноль эмоций. Парни продолжили увлечённо тянуть своё гнусное музыкальное «произведение».

Колесо повторил приглашение, но уже гораздо громче.

Тогда его услышали, и он получил ответ.

— Да пошёл ты, бочонок вонючий, — намеренно громко рыгнув, заявил ражий детина, с копной рыжих волос. — Передумали мы. Никуда мы, и-ик… словом топайте без нас, в свою, эту… ага, Пристань.

— Во-во, расхотелось нам туда ноги бить, — поддержал товарища слащавого вида красавчик, с бегающими глазами. — В эдакую то даль сами валите. Под звуки трубы. Или там фанфар, лично мне всё едино. А нас оставьте в покое. Вербовщики, блин, хреновы.

— Неволить никого не станем, — вместо готового взорваться Кола, спокойно отозвался Призрак. — Но есть одна просьба. Надо извиниться перед моим другом. Видите ли, он — не бочонок. И он — не вонючий.

— Чего!? — по-бычьи взревел рыжий. — Да я тебя сейчас переломаю. Слышишь? Совсем! Как спичку!

— Хорошо, — покладисто согласился Призрак. — Только здесь меня не позорь. Давай выйдем. Если конечно не боишься.

— Ах ты… — Детина подорвался на ноги и направился к выходу, ежесекундно оглядываясь и матерясь.

Не было их минут десять. Потом они появились вновь. Рыжий был тих, словно ягнёнок. При этом он почему-то постоянно вздрагивал, втягивая голову в плечи и по детски, шмыгая носом.

— Прости меня, пожалуйста, достойный человек, — без обиняков попросил он, жалобно взглянув на Кола. — Я осознал всю низость своего поведения. Поверь, больше подобного не повторится.

— Да брось. Ну, погорячился ты, — смутился толстяк, укоризненно покосившись на Призрака. — С кем не бывает? Проехали и забыли.

— Премного благодарствую за милость…

— Пошли, — махнул рукой вполне удовлетворённый Призрак. — Нам тут, увы, делать больше нечего.

Мы дошли уже почти до выхода, когда Кол заупрямился, и резко остановившись, сказал, что шагу не сделает, если не перекусит и не выпьет прохладного пивца.

Призрак с Журой переглянулись и едва заметно, согласно кивнули, потом посмотрели на меня.

Вместо ответа я сел за ближайший свободный стол. Спутники без промедления последовали моему примеру. И почти тот час к нам подскочил вихрастый мальчишка с дежурной фразой:

— Что угодно господам?

— Принеси ржаной хлеб с ветчиной, зелёный лук, да по бокалу тёмного пива, — велел Призрак. — В прошлый наш визит оно всем пришлось по вкусу. Ах да, — он спохватился: — Может Ральф предпочитает что-то иное? Тут есть светлое, белое и даже красное пиво.

— Меня вполне устраивает твой выбор, — заверил его я, незаметно осматриваясь по сторонам.

Впрочем, ничего примечательного в данном заведении не наблюдалось. Так, средненькая таверна, в меру грязная, хотя и с элементами уюта, создаваемого нарядными шторками на окнах, гобеленами на стенах и стоящими на подоконниках цветами в глиняных расписных горшочках. Народ, заполнивший зал примерно на треть, представлял собой, в основном, прослойку общества, находящуюся между бедными и богатыми. По крайней мере, об этом говорила принадлежащая им одежда. Все они мирно ели, пили, о чём то разговаривали и не вызывали никакого подозрения. Но всё же нашёлся среди них такой, что меня насторожил. Незнакомец сей, занимал стол неподалёку. Лицо его скрывал низко накинутый капюшон видавшего виды серо-зелёного дорожного плаща. А одиночество скрашивал едва пригубленный стакан вина.