Александр Гром - Приключения Алекса

— Немедленно прекрати свои гнусные домыслы, мерзкий рыжий лис! — нахмурив брови, возмутилась Фанни. — Как ты можешь вот так запросто порочить человека? Давно, ох, давно тебя не пороли. Совсем стал испорченный, а такой был славный, золотой паренек.

— Чему удивляться, сестренка? — поддакнул я горестно. — Влияние Маленького Джона, и ничего тут не попишешь.

— Всего лишь наполовину, — вынужден был признать великан, — остальное от Алекса.

— Н-да, верно, — безнадежно вздохнула Фанни, с кем поведешься — от того и наберешься. Бедный Фин-Дари…

Коротышка, втянувший было голову в плечи, воспрянул духом и послал Цыганке прямо-таки ангельскую улыбку. Зато нам с Джоном скривил рожу черта. Незаметно для своей кумирши, конечно. Вот сволочь! Жалеют его вечно женщины, а, пожалуй, и не стоило бы. От такого он как раз и портится. Надо же: славный, золотой паренек. Хм, и когда же он им был? Не припоминаю.

Уже сидя на коне, янит обернулся к нам.

— Гном прав, я действительно искал кости Нетопыря и Ла-Рандола, — ровным, без эмоций тоном сообщил он, — из-за одного амулета, способного в дальнейшем нам здорово пригодиться. Но… К сожалению, я ничего не нашел. Да и, глупо было ожидать, что за столько лет его не приберет к рукам кто-нибудь из Черной Братии. Поиски же я вел просто так, как говорится, для очистки совести, на всякий случай. В надежде на невероятную удачу. Не повезло… — все же докончил он бодро. — Впрочем, — хоть мы ничего не нашли; зато ничего и не потеряли. Верно?

— Еще бы, — за всех согласился Джон. — Но так ли это? Хорошо если вдуматься? Может, все же было лучше здесь кое-кого забыть? Рыжего прохиндея, например, хитрого и противного, словно стая обезьян. А как вы считаете?

Слегка пришпорив Волка, янит вырвался вперед оставив без внимания классическую шутку старины Джона. Фанни отреагировала неодобрительным покачиванием головы. Я, наоборот, в знак солидарности кивнул, подняв при этом вверх большой палец правой руки. Рыжий прохиндей показал язык. Таким образом вся компания выявила свое мнение.

Спустя, час каштановая роща, засыпанная листвой и усеянная костями, осталась за спиной. И у всех как-то сразу полегчало на душе. А вокруг нас тем временем опять раскинулась однообразная, желто-золотистых оттенков осенняя равнина. Порой её оживляли грубоватые каменные изваяния, сохранившиеся с незапамятных, языческих времен, а то и просто обычные валуны с выбитыми на них примитивными сценами охот, пиров; состязаний воинов, непонятных обрядов. Попадались и вовсе пикантно-уникальные изображения. Фанни, будучи большой девочкой, глядя на них, сдержанно улыбалась. Янит, как представитель религии, гневно бормотал себе под нос какие-то явно нехорошие ругательства. Мы же с Джоном понимающе посмеивались. Кто не стеснялся, так это Рыжик, выявлявший свои чувства заразительным хохотом и, в общем-то, ненужными комментариями. Некоторые заинтересовавшие его оргии он даже детально изучал. Из-за чего стал отставать и в итоге получил от янита крепкий нагоняй.

— Поделом распутнику, — всецело поддержал взбучку Джон, — а то ведь стыд и позор. Рыжик, поганец, ты что, юнец желторотый? Женщин обнаженных никогда вблизи не видел? Ну, салага…

— Ох, каланча, каланча, — потеряв терпение, вздохнул гном, — скажу тебе предельно вежливо: захлопни, пожалуйста, свою пасть. И больше без команды не разевай. Все усек? Кретинище…

— Лис, неужели ты действительно столь дурно воспитан? — укорила его Фанни. — Нет, с этим положительно надо что-то делать.

— Да что с ним поделаешь, сестренка? — уныло возразил я. — Сама ведь знаешь, безнадежен он по этой части. Потому как, видать, в детстве его сильно баловали. Вот и вырос маленький самодовольный эгоист в большого грубого Фин-Дари, привыкшего обижать товарищей пакостными словечками почем зря.

— Ну ты мое детство не тронь! — гаркнул Рыжик. — Трудное оно у меня было…

— Лжешь, засранец, — выступил в роли обличителя Джон, — уж нам ли с Алексом не знать? Да ты же единственный сыночек в семье, с которым сюсюкались даже в том случае, когда шалости по-крупному требовали основательной порки. Вот оно и дало результаты, воспитаньице-то.

— Тьфу, на вас обоих, — в сердцах огрызнулся гном, — выпендриваетесь перед дамой, словно два фраера. А насчет желторотости… Сами вы такие. Особенно Джонни, у которого весь ум в рост пошел. Вот уж не повезло…

Он пришпорил Уголька и вырвался вперед ехавшего в авангарде янита.

— Гей, Рыжик, — вдогон крикнул я, — а знаешь, ты больше меня похож на чудовище, ну на то, что палатку нашу угробило.

— Во дает! — гном, натянув поводья, даже остановил коня. — С чего такая уверенность? Че, сбритая из-под палки щетина красоты прибавила? Так отрастет она скоро. Эх ты, терзалощетинозаврище!

— Да нет же, Рыжик, дело не во внешнем сходстве, — подъехав поближе, стал втолковывать я, — а в основе сущности, так сказать!

— Вона как завернул-? — насторожился гном. — Словами учеными бросается. Хм, но все же любопытно, в чем таком я подобен той дебильной образине?

— А в том, — я победно улыбнулся, — что тебя тоже только помани бабой. Не разбирая дороги, поломишься: деревья будешь сбивать на пути, стены проламывать.

— Все мужчины так устроены, — обиделся коротышка, — и вы с Джоном, между прочим, не исключение. Да что с вами говорить. Изверги! Но, Уголек!

Не успели мы с Джоном вволю насмеяться, как наше внимание привлекли высокие башни далекого города на северо-востоке. Обитаем он или нет, определить с такого расстояния было невозможно. Не желая рисковать, мы на всякий случай повернули на запад и, сделав приличный крюк, вернулись к прежнему курсу на север. Ведь кто знает, если в башнях стоят дозорные, то, возможно, у них имеется и подзорная труба?

К вечеру мы преодолели вброд две речушки, а третью пришлось переплывать. Гном, панически боявшийся рыбешек-жрунов, скулил, не переставая, до тех пор, пока не выбрался на противоположный берег. Там он отряхнулся по-собачьи, и целый час вел себя тише воды, ниже травы. Стыдно, наверное, было перед дамой за выявленный испуг, но потом, как и следовало ожидать, Фин-Дари стал самим собой.

Ночь прошла спокойно, хотя уже и без комфорта потрескивающего костра. На ровной, словно стол, равнине он выдал бы нас с головой. Укрыться же попросту было негде. Зато благодаря стражам Сена, поставленным на, сей раз внутри палатки, все члены экспедиции могли опять одновременно предаться отдыху. А это многого стоило.

Часа в два ночи прогремели первые раскаты грома, небо озарилось тревожным светом молний, проникавшим через приоткрытый вход и окошки, а затем по брезентовой крыше застучали первые тяжелые капли, сменившиеся непрерывно барабанящим ливнем. Под этот аккомпанемент я уснул вновь. Очнувшись рано утром от холода, я выглянул в окошко: дождь прошел, но кругом стояли лужи и по-разбойничьи свистел налетевший откуда-то с юго-востока крепкий ветер. Небосвод затянули хмурые, неприветливые тучи. Н-да уж, погодка…