Элизабет Корр - Лебединый трон [litres]

Я качаю головой, крепче вцепившись в одеяло.

– Они просто увидят, что я ранена. Сломлена.

– Нет. Они увидят, что вы сильны.

Следующие пару дней я не выхожу из своих комнат. Гостевой мастер сообщает мне, что Патрусу приказано покинуть двор; очевидно, у него много врагов и мало друзей. Никто, кажется, не скорбит по нему. Я также получаю записку от королевы, в которой она выражает мне свое сочувствие, уверяет в доброжелательности и просит поужинать с ней, как только я поправлюсь. Это происходит, когда я сижу с Ароном, Одеттой и Люсьеном.

– Если бы я не знал тебя лучше, кузина, – говорит Арон, вырывая письмо из моих пальцев и просматривая его, – я бы почти заподозрил, что это был преднамеренный шаг с твоей стороны. Ты очень аккуратно избавилась от Патруса.

Я смеюсь, но Одетта грозит брату пальцем:

– Арон, как ты можешь так говорить? Представьте себе, если бы Патрус преуспел в своей цели…

– Но он не мог этого сделать, – замечаю я. – Он не мог заставить меня превратиться силой. И он не потрудился приобрести какое-либо влияние. Если бы он появился здесь с Летией и угрожал причинить ей вред, я бы сделала все, что он попросит.

– А что, если бы вместо этого он оказался с Люсьеном? – спрашивает Арон, искоса поглядывая на моего клерка. Когда я хмурюсь и постукиваю себя по подбородку, словно вопрос затруднительный, Люсьен и Арон смеются. Нападение Патруса, похоже, сломило последний оставшийся между ними барьер.

На следующую ночь, решив не пропустить звездный дождь, я беру у Арона подзорную трубу, поднимаюсь на вершину ближайшей к моей комнате башни и смотрю, как серебристый свет струится сверху, рисуя яркие нити по следу Жар-птицы, слабой полосе звезд, которая делит ночное небо пополам. Когда время переваливает уже далеко за полночь, я наконец возвращаюсь в свои покои. Коридоры замка пустуют, если не считать темных стражников на их бесконечных патрулях. Мой разум полнится красотой того, что я увидела, что я даже забыла о Патрусе, о Зигфриде, о моей неспособности трансформироваться. Сама Серебряная Цитадель кажется мне почти иллюзией по сравнению с бесконечностью небес.

Пока кто-то не хватает меня сзади и не закрывает мне рот рукой.

– Адерин, это я. Не издавайте ни звука.

Зигфрид. Он отпускает меня.

– Вы меня напугали, – шепчу я. – Зачем вы это сделали? И когда вы вернулись?

– Я все объясню. Но вы должны пойти со мной сейчас.

Я колеблюсь. У меня нет ни малейшего желания оставаться наедине с Зигфридом, пока я не дам ему понять, что он ошибается в моих чувствах к нему.

– Конечно, завтра будет…

– Это не может ждать до утра, – он берет меня за руки и притягивает к себе. – Я нашел его, Адерин. Я нашел человека, который убил вашу мать.

Я следую за Зигфридом по тихим коридорам. Сначала я предполагаю, что мы направляемся в его комнату. Но вскоре становится ясно, что я ошибаюсь. Он ведет меня вниз, прочь от тех частей Цитадели, которыми пользуются дворяне, в царство бескрылых: кабинеты, кухни, кладовые, подземелья.

Наконец мы добираемся до места, которое кажется заброшенным: комнаты, заставленные старой мебелью, дровами, грудами заплесневелой ткани, которая когда-то могла быть одеждой. В желтоватом свете, отбрасываемом свечой Зигфрида, что-то мелькает в тени: круглый щит с выбитым на нем орлом. Мы, должно быть, идем по следам дома Аквилы, предыдущей королевской династии. Полагаю, когда Сигнус I пришел к власти, замок был очищен, а имущество побежденных жителей оставлено здесь гнить.

Зигфрид протягивает мне свечу, отпирая дверь. Я моргаю от внезапного яркого света; в комнате, куда мы входим, горят лампы, и два стражника со знаками отличия Олориса сидят за столом и едят.

Когда мы входим, они поднимаются на ноги.

– Милорд.

– Поднимите его.

Стражники натягивают тяжелые кожаные перчатки, подходят к люку в углу комнаты и отпирают его. Один берет лампу, другой – вилы, прислоненные к стенке, и после они вместе спускаются. Я слышу приглушенные голоса, произносящие команды и ругань. Снова появляется человек с лампой. За ним, спотыкаясь, по лестнице поднимается со связанными за спиной руками накрытый кожаной накидкой седовласый мужчина; лицо его распухло и обезображено синяками. Второй охранник пролезает через люк и пихает человека вилами в спину, заставляя его растянуться у ног Зигфрида, где он лежит, стонет и дергается.

Зигфрид жестом указывает на мужчину:

– Оборотень и оставшийся в живых член семейства ястребов. Кто-то, кто, согласно официальной истории, не должен существовать. Еще один подарок для вас, Адерин.

Я всматриваюсь в мужчину, но это не помогает: те, кто напал на меня и мою мать, были в облике ястребов. Этот человек может быть одним из них, но я не могу сказать точно.

– Откуда вы знаете, что это был он?

– Скажи ей свое имя, мерзавец, – человек разражается длинной, нечленораздельной чередой рычаний и проклятий, пока Зигфрид не пинает его в живот. – Скажи ей свое имя.

– Дикс… Дикс Флейфезер.

Имя на клочке бумаги. Но все же я сомневаюсь. Я могу быть уверена только в одном.

– Что моя мать сказала тебе перед смертью?

Он игнорирует меня. По сигналу Зигфрида один из стражников хватает его и поднимает на колени, другой вонзает вилы ему в шею.

– Спросите его еще раз, – говорит Зигфрид.

– Что тебе сказала моя мать перед смертью?

– Какая мать? Моя мать умерла, – он начинает бормотать что-то невнятным, певучим голосом.

Зигфрид хватает его за лицо, заставляя посмотреть на меня.

– Скажите ему, кто вы.

– Я Адерин из Атратиса. Моей матерью была Диандра из Атратиса. Она умерла шесть лет назад, когда на нее напали два ястреба.

Левый глаз мужчины заплыл и закрылся. Но резкий взгляд другого, с оранжевой радужкой, пронзает меня.

– Теперь я тебя вспомнил. Вспомнил свои когти в твоей спине. Красная кровь на фоне белых перьев.

– Если ты помнишь, скажи мне, что сказала тебе моя мать перед тем, как ты убил ее.

– Она сказала: «Пощадите мою дочь, умоляю вас». А я сказал… – он хихикает, облизывая губы, – я сказал: «Я наброшусь на нее и разорву ее тело на части».

Цитата из литании, строка, которая преследовала меня во сне в течение нескольких месяцев после нападения. Когда он произносит эти слова, его голос эхом отдается в моей памяти. Мое сердце колотится, и я спотыкаюсь, опираясь о стену.

– Где?.. Где вы его нашли?

– В горах, недалеко от Дофлера. Когда-то члены его семьи были землевладельцами. Те немногие из них, кто пережил войну, вернулись туда обратно, где, как они знали, можно было спрятаться. Какое-то время они продолжали род, спариваясь со своими же. Но он последний, по докладу моих людей.