Мелисса Бродер - Рыбы [litres]

Я рассказала им о Джейми и о беременности. Притворилась, что из-за этого и плакала. Такая причина считалась уважительной и приемлемой. Историю с участием Тео они бы не приняли и не поняли. Что я могла сказать? Что горюю по морскому чудищу, с которым тайно встречалась все это время? Что ему, может быть, около сорока, но на вид не больше двадцати одного. Нет, я познакомилась с ним не в онлайне, а на берегу океана. И у него, между прочим, есть хвост.

Печалиться вот так вот было нелегко. Горевать по одному, притворяясь, что горюешь по другому. Почему так? Почему одни печали считаются более позволительными, а другие менее? Даже Куриная Лошадь пребывала в хорошем настроении и намекнула, что наконец-то решила сходить на свидание. Оказывается, она познакомилась с парнем и он пригласил ее на благотворительную акцию «Спасти питбуля».

– По-моему, он – та еще задница. Но вроде бы не женат. Так что, пожалуй, пойду.

После сессии я задержалась на минутку – поговорить с Доктором Джуд.

– Люси, – сказала она, сдувая пыль с книжки под названием «Низкое самоуважение и аддикция. Сиамские близнецы», – рада снова тебя видеть. Сочувствую.

– Спасибо. – Я вытерла нос. Она предложила салфетку. – Можно спросить?

– Конечно.

– Когда вы говорили, что довольствуетесь положением одиночки, что человек может обходиться без пары, вы говорили это серьезно?

– Ох, Люси. – Доктор Джуд покачала головой.

– Потому что я чувствую, что это ложь. По-моему, каждый кого-то ищет. А если кто-то говорит, что нет, то только притворяется.

– Это не обязательно так. Я счастлива просто жить. Ты на самом деле хочешь знать, что я думаю? Что ж, позволь сказать тебе кое-что, чего ты обо мне не знаешь. Видишь ли, у меня был рак груди, я перенесла операцию и осталась жива.

– Извините, – пробормотала я.

– Ничего. В сорок девять лет у меня обнаружили рак груди третьей степени. Я вовсе не была уверена, что справлюсь с болезнью. Точнее, я думала, что не справлюсь. Несколько лет я проходила сеансы химио- и лучевой терапии и перенесла двойную мастэктомию. В результате мне сказали, что я излечилась. Сейчас у меня ремиссия.

– Здорово.

– Да. Но после болезни, пройдя все те ужасные испытания, я по-новому посмотрела на свою жизнь и подумала, как хочу прожить оставшиеся годы. И, помимо прочего, я поняла, что не хочу больше быть с мужем. Решиться на это было очень трудно. У меня нет детей. Мои родные живут на Восточном побережье. Муж был моей семьей и оставался со мной на протяжении всех испытаний. Он по-прежнему очень меня любил. Но я не любила его больше. И я пришла к выводу, что лучше останусь одна, обезображенная, и никогда уже никого не найду, чем проведу остаток жизни с тем, кого не люблю.

– А как вы поняли, что не любите его больше? – спросила я.

– Просто. Со временем.

– Я совсем запуталась. Бывали моменты, когда я чувствовала, что совсем не люблю Джейми. Но когда мы порвали, мне вдруг захотелось его вернуть. Так может быть, просто ушло желание.

– Страсть – это страсть, – сказала Доктор Джуд. – Секс может иметь любая женщина. Найти мужчину на ночь сейчас совсем не трудно.

Она была права. Почему я раньше не думала об этом? С Гарретом, Адамом и даже с Тео, когда они выражали желание заняться со мной сексом, я предпочитала считать это признаком своей непохожести на других.

– Но любовь… – Доктор Джуд помолчала. – Любовь может быть чем-то, что не выразишь словами. Даже забавно. Я столько лет работаю, а слов для обозначения любви так и не нашла.

– Верно.

– Думаю, начать тебе стоит с другого вопроса и обратиться к себе самой. Не спрашивай, что такое любовь. Спроси себя, действительно ли ты ищешь любовь.

В психиатрическом отделении, куда я пришла навестить Клэр, меня встретил уже знакомый запах толченой картошки и грязных голов. Правда, на этот раз я не чувствовала своего превосходства над пациентами. Наверное, вот так оно и происходит. Так человек сходит с ума. Я знала, что и сама к этому приближаюсь. Знала уже некоторое время, пусть даже и не хотела знать. Все затмил блеск Тео. Затмил даже то, что я уже знала в глубине души. Я думала о том, что сказала Доктор Джуд. У нее это хорошо получилось. Философски, мудро, даже поэтично. Но какими бы ни были слова, скучать по Тео меньше я не стала.

Клэр выглядела одурманенной. На столе уже стояли медицинские чашечки, и одна из медсестер раскладывала в них различные таблетки. Судя по состоянию моей подруги, коктейль ей доставался крепкий. Вся сцена напомнила мне документальный фильм о метадоновой клинике. Похоже, Клэр просто переводили с одной зависимости на другую, ставя целью снижение вреда. Вместо членов и безрецептурных таблеток, которые она принимала, ей давали еще более сильную дозу предписанного дерьма. Лекарства вместо члена. Приличный вроде бы обмен. И, похоже, прием срабатывал. По крайней мере, пока она оставалась под кайфом.

Со своей новой обстановкой Клэр, как ни странно, смирилась и со стороны напоминала загипнотизированного йога. Может быть, ее так обдолбали, что она уже не воспринимала жуткую ауру места, в котором находилась. Наверное, наподобие того, как они воздействуют на эмоции, наркотики трансформировали вонь во что-то сносное.

Порадовало только то, что, пребывая в этой дымке дурмана, она все же узнала меня.

– Ты!

– Привет, малыш. Ты как?

Клэр сказала, что у нее все хорошо. Настолько хорошо, что ей даже необязательно ходить на процедуры, но она хочет и ходит добровольно.

– Знаешь, что странно? Мне здесь нравится групповая терапия. Нравится слушать других. У всех такие проблемы, никакого сравнения с моими. Наверно, что-то похожее было бы с Сарой, если б она постоянно сидела на кислоте. Так что мои просто мелочь. Вот бы свести обе группы в один большой целительный круг. И когда Брианна стала бы жаловаться на Millionaire Match, напомнить, что у нее, по крайней мере, нет слуховых галлюцинаций. Может быть, мне еще предстоит организовать обмен программами групповой терапии.

– Вау, крепко ж они тебя подцепили, а? – рассмеялась я.

– Не знаю, подцепили или нет, но знаешь, что самое чудное? Самое-самое странное? Я больше не хочу мужчин. Чувствую – финиш.

– Ух ты.

– Как говорится, дна не достигнешь, пока не ударишься о него. А что, если это оно и есть?

– Что оно?

– Одно тебе скажу, я теперь такой счастливой себя чувствую! – Она поправила больничный браслет.

– Рада за тебя, – сказала я и расплакалась.

– Ну-ну, что такое? В чем дело?

– Пожалуйста. Ты должна помочь. Мне так плохо. Тео ушел. Насовсем. И я не представляю, что делать.

– Тео? Тот пловец? Что случилось?

– Он ушел. Просто ушел, и я думаю, что он уже не вернется.

– Ох, любовь, – вздохнула она.