Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

Потом протянула ее Оле и добавила:

– Готово! Магдалена, теперь твоя очередь.

– Мне не надо ничего подгонять, – ответила Магдалена не без паники в голосе.

Катя уже несколько недель снимала со всех мерки и подгоняла одежду. Но Линне она не предлагала помощи, а той было все равно. Она не собиралась ушивать свою форму, тем более поручать это другим. Девушки весело смотрели, как Катя подбирается к Магдалене, угрожающе взмахивая в воздухе сантиметром. И хотя та была как минимум на фут выше боевой подруги, она вжалась в стену и выставила вперед ладони, чтобы не подпустить Катю к себе.

– А ну поднимай руки, – засмеялась Катя, – мне нужно измерить твою грудь.

В комнате раздались смешки.

– Щекотно, – сказала Магдалена.

– А ты не дергайся, тогда и щекотно не будет. Надя, иди сюда, поможешь мне. – попросила Катя, но девушка лишь покачала головой.

Линне достала из кармана шинели кипу отсыревших от дождя писем.

– Через пять минут я погашу лампу, – сказала она и сунула Пави послание от парня.

Остальные подались вперед на своих кроватях, а те, чьи постели были в глубине комнаты, подошли ближе и столпились вокруг. Даже Катя на несколько секунд оставила Магдалену в покое, чтобы посмотреть, нет ли письма и для нее.

Девушкам писали много. Создавалось впечатление, что у каждой есть возлюбленный, брат, сестра, отец, мать, а заодно и дядя с тетей, жаждущие узнать, как протекает жизнь в самом экспериментальном полку Союза. Некоторым письма приходили чаще – Ревна, похоже, писала домой каждую неделю, – но с момента начала занятий каждая из них что-то да получила. Кроме Линне.

Ей это и не нужно, – напомнила она себе, вручая Ревне два послания. Кроме отца, ей некому было писать, а в общении с ним она перестала ощущать потребность с пятилетнего возраста.

Когда она протянула очередной конверт Елене, завыла сирена. Разговоры тут же смолкли.

– Что это? – спросила Ревна и потянулась к протезам, которые лежали рядом с кроватью.

– Либо нападение, либо командование изменило график наших первых полетов, – ответила Линне и швырнула оставшиеся письма на ближайшую кровать.

Затем схватила свой шлем авиатора и направилась к двери.

– Вот было бы здорово, если бы ее отослали обратно на фронт, – услышала она Катины слова, закрывая за собой дверь.

Линне бросилась вперед, стараясь оставить далеко позади остальных и избавиться от нарастающей тревоги, от которой у нее дрожали руки. Наконец, она, запыхавшись и чуть не вывалявшись в грязи, остановилась на краю летного поля. Такого она от себя не ожидала. Почему это происходит? Она всегда и ко всему была готова. Первой выпрыгнула из тылового паланкина, доставившего ее бывший полк на фронт. И если чего-то боялась, то смело шла навстречу опасности. Раньше у нее никогда не возникало желания прятаться.

Тучи разошлись, обнажив яркий ломоть луны.

Зима ждала, когда вслед за Линне подтянутся остальные и выстроятся за спиной командира.

– Доброе утро, леди! Теперь, когда вы, наконец, начнете летать друг с другом, вам, помимо прочего, придется привыкать и к новому ночному графику. Штурманам и пилотам – разбиться по парам. Инженеры за мной – будем помогать им взлетать.

Инженеры неуверенно вышли из шеренги, чтобы последовать за Тамарой. Девушки по обе стороны от Линне повернулись в поисках напарниц, словно не заметив ее. Девушку уколола обида. А может, это просто нервы? Она вытащила сигарету и сказала себе, что ей на это наплевать. Больно надо часами торчать в тесной кабине с напарницей, у которой никогда не закрывается рот, и иглой, высасывающей из тебя жизнь.

Девушки парами зашагали к своим аэропланам. Из пилотов без пары осталась лишь одна – еще только подходившая к летному полю, аккуратно выбирая дорогу. На ее протезах поблескивал лунный свет.

Линне дождалась, пока Ревна не подойдет достаточно близко – у нее не было никакого желания кричать.

– Который из аэропланов твой? – поинтересовалась она.

Во рту у нее пересохло, язык слушался с трудом.

Ревна поникла и, ссутулившись, спросила:

– Хочешь полететь со мной?

По-хорошему надо бы ответить «да», однако Линне всегда предпочитала честность доброте. Она пожала плечами.

Ревна выпрямила спину и гордо прошествовала мимо нее, вздернув подбородок.

– Вон тот.

Линне зашагала за пилотом, из ее пальцев струились искры. Она не знала, смеяться ей или орать. Неужели ты действительно с ней полетишь? Интересно, Ревна сейчас думает о том же?

Та остановилась у крыла своего аэроплана – уродливого, без украшений, с обрезанным носом. Линне поверить не могла, что ей придется вливать в эту нескладную штуковину искры своей жизни, тогда как в воздухе правят бал элегантные Небесные кони и могущественные Драконы.

– Садись сзади, – сказала Ревна.

– И как ты собираешься туда забраться? – Линне взглянула на сиденье пилота. – Только без обид, – добавила она.

Ревна стиснула зубы. Линне кожей чувствовала накал ее ярости.

– Я…

Заткнись . Ревна забралась на край крыла. Затем прямо у нее перед носом забросила себя в кабину. Причем с легкостью – Линне пришлось это признать. Вполне возможно, она слишком поспешила со своими выводами.

Внимание Линне привлекли доносившиеся с поля крики. Первая Стрекоза, раскачиваясь из стороны в сторону, неуверенно поднялась в воздух темной тенью, резко контрастирующей со светом ламп на зеленой траве, в котором сверкнули нарисованные языки пламени. Аэроплан Кати. Девушки захлопали.

Линне увидела, как Стрекоза опасно клюнула носом, чуть не уткнулась в землю, но потом так резко рванула вверх, что у девушки внутри все перевернулось. Да, это было куда сложнее, чем приводить в действие стиральные машины и радиостанции. И провал теперь означал не шлепок по запястью и даже не ссылку в Мистелгард. Провал теперь означал возвращение домой в гробу или смерть в какой-нибудь дыре без всяких похорон.

Раньше я то и дело оказывалась на волосок от смерти . Каждый раз, когда полк Кослена шел в наступление, ее жизнь неизменно оказывалась под угрозой. Здесь, в тылу, в окружении единомышленников, ей полагалось чувствовать себя в большей безопасности. Выкурить бы сейчас сигарету… Но, сунув ее в уголок рта, она заметила, что у нее под ногами поскрипывают доски, а крылья машины обтянуты полотном. У Линне не было желания сжечь собственный аэроплан еще до того, как тот оторвется от земли.

Машину начало трясти, и Линне схватилась за края кабины, стараясь сохранить равновесие.

– Готова? – прозвучал рядом с ее ухом голос Ревны.

Нет.

– Конечно.

Линне пыталась сориентироваться. Ее колени упирались в сиденье Ревны. Сзади к нему был пришит карман для карты, у правой руки был установлен компас. Она застегнула ремни и произнесла в трубку рядом с ухом.