Клэр Элиза Бартлетт - Мы правим ночью [litres]

Пилот посмотрел на арбитров.

– Проигравшим считается тот, кто первым коснется стола?

– Как обычно, – ответила Линне, – на счет три.

Таннов у барной стойки поднял стакан.

– Раз! – крикнул он. – Два.

Противник Магдалены потянул ее руку вниз. Таскавшая месяцами ящики с бомбами, девушка была сильнее, чем он ожидал. На ее руке рельефно проступили мышцы, и путь вниз явно замедлился.

– Три! – отсалютовал им обоим Таннов.

Запястье Магдалены преодолело три четверти расстояния до стола и остановилась. Линне почти что слышала, как скрежещут друг о друга кости их рук.

– И какой же приз ты предложишь мужчинам, которые тебя одолеют? – спросил пилот, подняв брови.

В его голосе ощущалось напряжение. Магдалена оказалась достойным для него противником.

– Не знаю, – с улыбкой сказала она, – я таких еще не встречала.

Столпившиеся вокруг солдаты злорадствовали. Рука девушки медленно поднялась, вернувшись к стартовой позиции. Противник оскалился.

Линне не удержалась от самодовольной ухмылки. Хотя в этот раз победу одержит не она сама, а Магдалена, выражение лиц первых пяти мужчин, поверженных когда-то ею самой, было весьма забавным. Этот исключением не станет.

Противник Магдалены выгнулся, что было сил, но бесполезно. У него на лбу блестел пот. Девушка расправила плечи и приготовилась со всем этим покончить.

Солдат отклонился назад. Линне слишком поздно заметила, что за спиной Магдалены вырос его дружок. Своими огромными ручищами он обнял девушку сзади, взял ее за грудь и как следует потискал.

Глаза Магдалены расширились до размеров небольших тарелок. Ее противник надавил рукой, стараясь воспользоваваться полученным преимуществом. Толпа возопила. Даже Таннов, и тот недоверчиво засмеялся и соскользнул со своего табурета, чтобы прийти ей на помощь.

Но этого было недостаточно, да и ничего смешного в происходящем Линне не находила. Она впитывала все: хохочущую толпу и Магдалену, которая, оказавшись в отчаянно неловкой ситуации, пыталась увернуться от рук мужика и сосредоточить все свои силы на состязании, чтобы заставить себя уважать.

С яростью Линне дружила всегда, и сейчас та опять заявила о себе. По рукам прокатилась волна жара, собралась на пальцах, превратилась в острие. Губы расплылись в триумфальной, но горькой улыбке. К ней вернулись искры.

Светящимся клинком она полоснула обидчика по спине, искромсав куртку и опалив кожу. Тот взвизгнул, выгнулся дугой и выпустил грудь Магдалены. Воспользовавшись превосходством, Линне швырнула его через колено и, для ровного счета, пнула в его сторону стул. Потом повернулась и заехала его дружку ногой в лицо.

Что было потом, она толком сказать не могла. Она многих лупила ногами, еще больше раздавала направо-налево тумаки и одним зарядом искр обращала в прах все, что стояло на столе. В драку ввязалась и Магдалена, расшвыривая солдат руками, привыкшими таскать бомбы и поднимать аэропланы. Кто-то съездил Линне по челюсти, кто-то с силой двинул в живот, но к тому моменту, когда Таннов выдернул ее из толпы и завел ей назад руки, девушки нанесли ущерба больше, чем огребли в ответ.

Она лягнула державшего ее сзади Таннова, метя в коленку, но промахнулась.

– Успокойся! – заорал он ей прямо в ухо.

– Отстань от меня! – плюнула она и попыталась прогнать по рукам разряд искр, но он, достигнув ладоней, сменился ощущением прохлады, сродни текущей воде.

Скаровец явно оказывал ей противодействие.

Линне увидела, что Досторов оттащил Магдалену от парня, которого девушка наголову разбила, и отшвырнул ее в сторону. На него, с выражением ненависти в глазах, бросился тот, которого обожгла Линне. Досторов повернулся к нему, глянул, и тот в мгновение ока отступил. Видимо, знал вполне достаточно, чтобы не мешать скаровцам поступать по своему усмотрению.

Линне опять попыталась вырваться из захвата Таннова, но безуспешно. Он держал ее крепко, а застать его врасплох своими искрами она не могла. Скаровец обратился к толпе и закричал:

– Турнир окончен! Наведите здесь порядок. Если, конечно, не хотите сесть и написать рапорты.

Его слова не вызвали особой радости. Когда Таннов повел ее к выходу, кто-то бросил:

– Они первые начали.

Скаровец не потрудился ему ответить и лишь вытолкал Линне через дверь в стылую ночь. Их шествие замыкали Магдалена и Досторов. Таннов все так же сжимал ее запястья.

– Ну, успокоилась?

– Я в порядке.

Это было не так, но заехать Таннову кулаком ей больше не хотелось. По крайней мере не сейчас.

Он ее отпустил и с вызовом посмотрел своими янтарными глазами.

– Ты уверена, что вернулась целой и невредимой? Я имею в виду с гор?

Линне закатила глаза.

– Дай мне передохнуть.

– Это самые большие потери, которые когда-либо нес полк. Чтобы остаться в живых, вы, должно быть, совершили пару жертвоприношений…

– Ты прекрасно знаешь, что нам пришлось сделать, чтобы выжить. Мы с тобой всю ночь это обсуждали.

Она втянула обратно заряд искр, избыток которых вспышками мелькнул на Узоре. Нужно было держать себя в руках. Если только один из этих козлов сейчас не выйдет из бара.

– Какое-то время будет больно, – тихо произнес Таннов.

Конечно, будет. Только это будет совсем другая боль. Линне поглядела на Каравеллы. Небо на востоке слегка посветлело.

– Мне больно оттого, что Магдалена этой ночью в баре оказалась самым сильным мужиком. Если не считать, что она никакой не мужик. В итоге над ней посмеялись, схватили за грудь, потом она расстроилась и посчитала это проблемой. Мы такие. И этого в нас не изменить.

Магдалена молча стояла рядом с Досторовым, безмолвно курившим расидиновую сигарету, и плакала – тихо и яростно, – вытирая глаза рукавом и размазывая по лицу масло.

Таннов вздохнул и тоже достал сигарету. Он словно сдулся и больше не прикасался к Линне, которая была ему за это благодарна.

– Добро пожаловать обратно в этот мир, львенок.

Это прозвище она получила благодаря боевому кличу. Но сейчас ей казалось, что стоило ей повысить голос, как кто-нибудь неизменно появлялся рядом, чтобы ее успокоить.

– Не зови меня так.

Таннов вытащил изо рта сигарету и вгляделся в ее сияющий во тьме огонек.

– Послушай меня, Линне, – сказал он, – не как парня, не как офицера, а как друга. Не ходи больше в этот бар одна. А перед тем, как впадать в ярость и буйство, остановись и пять секунд подумай, даже когда видишь перед собой несправедливость.

Он поднял на нее глаза, вокруг которых пошли морщинки, образовав некое подобие улыбки.

– Ты же не можешь отправить на больничную койку всех парней на этой базе. Некоторым из них надо на фронте воевать.

Досторов наклонился, затушил о снег сигарету, а окурок сунул обратно в портсигар. Затем неторопливо двинулся с места и сказал: