Синтия Хэнд - Священная [litres]

Кажется, это действительно произойдет. Я и Такер. Прямо сейчас.

Мое сердце стучит так быстро в груди, словно крылья колибри, а дыхание прерывается, будто я замерзла или испугалась. Но дело не в этом. Я просто люблю его. Я люблю его. Я люблю его. И кажется, эти слова вспыхивают в голове в ритме пульса.

Но вдруг Такер замирает.

– Что случилось? – шепчу я.

– Ты светишься.

Он резко садится.

Так и есть. Свечение очень слабое. Конечно, это сложно назвать обретением венца, но когда я раздвигаю пальцы и рассматриваю тыльную сторону руки, то понимаю, что кожа определенно сияет.

– Нет, я про твои волосы, – говорит он.

Мои волосы? Я тут же хватаюсь за них обеими руками. Они светятся. Вернее, сияют. Мои волосы словно искрящийся солнечный лучик посреди комнаты Такера. И я чувствую себя ходячим светильником.

Такер смотрит на меня.

– Все нормально. Анджела называет это comae caelestis . Знак небесного создания. Именно поэтому мама заставила меня красить волосы в прошлом году, – бормочу я.

– А ты можешь… потушить его? – спрашивает он. – Прости, но когда я смотрю на них, то чувствую… головокружение. Будто сейчас грохнусь в обморок. – Он делает глубокий вдох и закрывает глаза. – А еще небольшую тошноту.

Приятно осознавать, что я так воздействую на парня.

– Я попробую, – говорю я.

И, оказывается, это не так уж сложно сделать. Один вид напряженного лица Такера тут же лишает меня сияния.

Такер вздыхает, и уверена, с долей облегчения.

– Прости, – вновь извиняюсь я.

Он смотрит на меня и с трудом сглатывает, пытаясь вернуть себе самообладание.

– Не извиняйся. Это часть тебя. Ты не должна извиняться за то, кто ты есть. И это очень красиво, правда. Внушает благоговейный трепет. Хочется тут же упасть на колени и все такое.

– И при этом вызывает тошноту.

– Небольшую.

Я наклоняюсь и целую его во все еще восхитительно обнаженное плечо.

– Итак. Мое сияние погасло. На чем мы остановились?

Но Такер качает головой и почесывает затылок, как делает всегда, когда ему не по себе, а затем откашливается.

– Ладно, – переборов неловкость, говорю я. – Думаю, мне пора…

– Не уходи. – Он хватает меня за руку прежде, чем я успеваю встать с кровати. – Останься.

Я позволяю ему затащить меня обратно в постель. Такер тут же ложится на бок и прижимает меня спиной к себе, после чего кладет руку мне на бедро. Я пытаюсь расслабиться, чувствуя, как его дыхание щекочет затылок, и прислушиваясь к тиканью часов на тумбочке. Что, если мне никогда не удастся научиться контролировать венец? Что, если каждый раз в подобных ситуациях, когда меня будет охватывать счастье, я буду загораться, словно лампочка? Я засвечусь, Такера затошнит, а потом… полный облом.

Какие-то мрачные перспективы. Словно во мне встроенная система контрацепции. Чуть что, и тело тут же светится.

А затем в голове вспыхивает мысль, что он может умереть, так и не занявшись любовью.

– Это не имеет значения, – шепчет Такер.

Он поднимает свою руку и сжимает мою ладонь.

О боже. Мой. Неужели я сказала это вслух?

– Что не имеет значения? – уточняю я.

– Сможем мы или нет… ну, ты знаешь, – говорит он.

У меня не укладывается в голове, как он догадывается, о чем я думаю, не умея читать мысли.

– Я все равно люблю тебя.

– И я люблю тебя, – отвечаю я, а затем разворачиваюсь, прижимаюсь лицом к его шее и, обняв его покрепче, решаю полежать рядом, пока он не уснет.

Я просыпаюсь оттого, что кто-то раздвигает занавески. Открыв глаза, я вижу мистера Эйвери в комбинезоне, который стоит спиной ко мне и смотрит в окно в лучах солнца, только взошедшего над сараем.

– Проснись и пой, сынок, – говорит он. – Коровы сами себя не подоят.

И тут он поворачивается. А затем замечает меня. Его рот открывается. Я уже давно открыла рот и даже задержала дыхание, словно это как-то могло помочь скрыться от его взгляда. Так что теперь мы смотрим друг на друга, как пара выброшенных на берег рыб.

Снаружи кричит петух.

Такер что-то бормочет. А через мгновение переворачивается на другой бок, стаскивая с меня одеяло.

Я тяну его обратно, чтобы прикрыть лифчик. Слава богу, я все еще в джинсах, иначе все выглядело бы намного ужаснее.

Хотя и сейчас все плохо. Очень плохо.

– Хм, – мычу я.

Горло сковал кусок льда, не давая вымолвить и слово. Я протягиваю руку и трясу Такера. Сильнее. И еще сильнее, потому что тот не реагирует.

– Боже, неужели уже полседьмого? – стонет он.

– Кажется, да, – выдавливаю я.

Такер резко выпрямляется. И теперь мы втроем смотрим друг на друга, как рыбы. Но затем мистер Эйвери закрывает рот, отчего его зубы щелкают, и, повернувшись, выходит из комнаты. Плотно закрыв за собой дверь, он спускается по лестнице и шагает по коридору в сторону кухни.

– О, ты вовремя, вот твой кофе, дорогой… – доносится до нас голос миссис Эйвери.

Но в ответ лишь тишина. Видимо, отец Такера говорит ей что-то так тихо, что нам ничего не слышно.

Я хватаю свою рубашку, натягиваю ее через голову и начинаю судорожно выискивать свои ботинки.

А вот Такер делает то, чего я от него никогда не слышала.

Он ругается.

– Хочешь, я останусь и попытаюсь все объяснить? – спрашиваю я.

– Нет, – отвечает он. – Нет, нет, нет. Лучше просто… уходи.

Я открываю окно и оборачиваюсь.

– Мне жаль. Я не думала, что усну.

– А мне нет. – Он опускает ноги на пол, встает и подходит ко мне. А затем нежно целует в губы и, обхватив мое лицо ладонями, смотрит мне в глаза. – Все хорошо. Я не жалею. Оно того стоило. Так что с радостью приму весь огонь на себя.

– Хорошо.

– Было приятно с тобой познакомиться, Клара, – говорит он.

– Что? – Я все еще плохо соображаю.

– Помолись за меня, ладно? – На его лице появляется неуверенная улыбка. – Потому что у меня почти нет сомнений, что родители меня убьют.

Когда я возвращаюсь домой, то понимаю, что у меня дела не лучше. Потому что окно в моей спальне закрыто.

Потрясающе.

Я проскальзываю в заднюю дверь (к счастью, не запертую) и осторожно закрываю ее за собой.

Мама часто работает допоздна. И в последнее время много спит.

Может, она не заметила моего отсутствия?

Но кто-то же закрыл мое окно.

Джеффри стоит у кухонного стола со стаканом апельсинового сока.

– Боже, – при виде меня говорит он. – Ты встряла по полной.

– Что мне делать? – спрашиваю я.

– Надеюсь, у тебя есть действительно хорошее оправдание. И лучше поплачься… девочки же так делают? А еще лучше, чтобы у тебя было тяжелое ранение. Может, пока она будет тебя лечить, то слегка успокоится.

– Спасибо за советы, – говорю я. – Ты очень помог.

– О, и Клара, – зовет он, когда я на цыпочках вступаю на первую ступеньку лестницы. – Ты бы вывернула рубашку, а то мне даже отсюда видно ее швы.