Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

— Но вы ведь можете этого избежать! Можно сделать, как они говорят.

Орил покачал головой:

— Иногда выбор — это лишь иллюзия. Созданная для того, чтобы ты чувствовал свою ответственность за то, что от тебя не зависит.

Верный помощник в отчаянии долго смотрел на Орила, но потом всё-таки не смог удержаться:

— Это нужно ради Синта. Все смотрят на вас. Если они определят нового Непременного Консула, кто знает, что предпримут горожане. Я бы ожидал самого худшего.

Орил грустно усмехнулся, вновь обращая свой взгляд на столичные крыши, которые уже парили в прозрачных, звонких весенних сумерках.

— Значит, по-твоему, Синт стоит моей души, Теннот? — спросил Непременный Консул, не оборачиваясь и не ожидая ответа.

На следующий день Непременный Консул на площади Революции отрёкся от Защитника и надел маску. Горожане недоумённо переглядывались и шли на работу, а потом обратно, в свои дома, чтобы молчаливо и долго смотреть в стену или друг на друга, понимая, что все думают об одном и том же: «Быть беде».

Ей казалось, что она заполнила собой весь мир мир — точнее даже, не помещалась, немилосердно ударяясь о его твёрдые пределы. Нельзя было пошевелить ни пальцем, чтобы не всколыхнуть тут же всё на свете, в одном движении студенистого океана. Нельзя было спрятаться, потому что ты — везде… Сола проснулась, чувствуя ужасную боль во всём теле, как будто каждая клетка решила заявить свой протест тяготам существования. Застонав, она попыталась приподняться, но это было и вовсе зря: в голове тут же как будто разбили витрину самого крупного в Тар-Кахоле книжного магазина, который занимал целый квартал.

— Тихо-тихо-тихо, — зашептал кто-то над головой на синтийском.

Следом ей на лоб легла какая-то мягкая прохладная ткань с запахом лаванды. Другой человек проговорил что-то ещё, но знаний синтийского Солы не хватило, чтобы понять, что именно. В любом случае, судя по их мягким интонациям и заботливым движениям, эти люди явно желали ей добра, что можно было считать удачей в незнакомом городе, где так настороженно относятся к иностранцам.

Раньше Соле уже приходилось забывать всё, что происходило с ней — так, что даже её собственное имя было не настоящим, а брошенным ей Флейтистом, как хвост рыбы голодной кошке. Флейтист… она помнила его очень отчётливо: его тяжёлые веки, резкий, всегда недовольный голос и прекрасную, лучшую на свете музыку. И яснее всего она помнила то, как он когда-то спас её и то, как она теперь бросила его в Синте. Привычное чувство вины заныло где-то внутри — там, где и так почти не было живого места после приключений в реальнейшем.

Постепенно Сола вспомнила все события, которые предшествовали её перемещению в мир на изнанке собственных век, и даже попыталась разглядеть своих спасителей, чтобы подтвердить догадку — действительно, это была та пара бродяг, которых она увела из-под носа местных птичников.

Сола захрипела и судорожно, каким-то сломанным движением, протянула руку наверх — но, к счастью, этот жест был тут же правильно понят, и в руке появился стакан с водой. С жадностью потерпевшего крушение моряка, нашедшего пресный источник на необитаемом острове, Сола выпила всё до капли. На то чтобы протянуть стакан обратно, у неё уже не хватило сил, но заботливая женщина аккуратно вытащила дешёвое стекло из скрюченных пальцев Солы.

— Скрипка! Моя скрипка, где она?! — вскрикнула девушка, цепляясь за руку женщины так, что та отпрянула.

— Скрипка, скрипка! — чуть не плача объясняла Сола, показывая руками то, что в её воображении было скрипкой.

— Скрипка, — в отчаянии зашептала она, смиряясь с тем, что надеяться на спасение в её ситуации очень глупо.

Но синтийцы, кажется, поняли, о чём речь, и, переглянувшись с хитрым видом, достали откуда-то футляр и, открыв его, показали Соле её скрипку, целую и невредимую.

Она откинулась на подушки, набитые хрустящей соломой, с никогда раньше не переживаемым так остро ощущением рождения заново.

— Спасибо, — сказала она на синтийском, — спасибо.

Умиротворённая, не знающая, чего ещё желать, Сола легко и крепко уснула.

В Тар-Кахоле, среди прочих новостей, обсуждали события в Синте. Говорили, что местный правитель — Непременный Консул — уверовал в Защитника, но потом, под давлением своих советников и сограждан, вынужден был публично отречься от веры. Некоторые называли это оскорблением Защитника, «плевком в сторону Шестистороннего Королевства», и заявляли, что «король должен проявить волю и показать этим синтийцам, что с нами нельзя так обходиться». Другие, которых, надо сказать, было большинство, просто пожимали плечами и говорили, что всё это не к добру, но пусть король и дипломаты сами разбираются — это их работа. Впрочем, были ещё немногие, пришедшие в ужас от этой новости. «Будь это провокация или несчастливое стечение обстоятельств, но король обязательно воспользуется ситуацией, чтобы показать свою власть — и добром это не кончится». Но это были в основном те, кого в Тар-Кахоле принято было считать чудаками, если не городскими сумасшедшими.

Первый советник Голари Претос услышал тревожную новость случайно, сидя в «Кофейной соне», куда он зашёл на исходе долгого изнурительного рабочего дня в Зале Правил и Следствий, рассчитывая немного передохнуть и продолжить работу вечером. Устроившись в своём любимом кресле в углу, он допивал вторую чашку горького кофе по-синтийски, когда громкий разговор за соседним столиком заставил его вздрогнуть и отложить книгу по истории языков Шестистороннего, в которую он намеревался с наслаждением погрузиться.

— А вы слышали, что вытворяют синтийцы? Говорят, их правитель публично оскорбил Защитника! — произнёс совсем ещё юный посетитель кофейни, судя по тщательной небрежности одежды и нарочитой раскованности жестов — студент-шейлирский наследник: они всегда чувствовали себя уязвимыми, попадая в пёстрый мир Тар-Кахольского университета.

— Враньё это всё, — хмыкнула студентка, забравшаяся с ногами в кресло и сжимающая обеими руками большую чашку, — наш король просто недолюбливает синтийцев, а тут и повод нашёлся ополчиться против них.

Сидящий рядом молодой человек огляделся.

— Но ведь дыма без огня не бывает? — тихо произнёс он, наклоняясь к собеседникам. — Я спрашивал у своего соседа-синтийца, и он сказал, что это правда, про Защитника.

— Ну и что! — не унималась девушка. — Ты, можно подумать, каждый день к Утреннему Обряду ходишь и шутки про хранителей не шутишь. Пусть служители Защитника и разбираются, это их дело.

Когда троица перешла к такому же активному обсуждению планов владельца «Кофейной сони» открыть второе такое заведение в Тёмном городе, Первый советник встал, взял свою шляпу и вышел на улицу.