Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

— Если вы намерены показать мне город, лори, то это очень любезно с вашей стороны, но я… но сейчас, честно говоря, не лучшее время для экскурсии, — наконец сдался Тео.

— Да мы уже пришли, — улыбнулся в ответ новый знакомый, открывая перед гостем столицы дверь с мелодично звякнувшим колокольчиком.

Сложно было сказать, кто кого привёл пить кофе. По дороге Тео растерял свой альтруистический порыв и мечтал только где-нибудь сесть и не двигаться, притвориться камнем мостовой, которые так искусно выкладывают местные мастера.

Надо сказать, что младший Гранций, оправдывая славу своей семьи как тонких ценителей искусства, несмотря на усталость, не мог не восхититься красотой старинных улочек, которыми вёл его новый знакомый. Каждое здание, помимо того, что само являло собой предмет высокой архитектуры — с этим арками, колоннами, барельефами, которые отец Тео бесконечно обсуждал с архитекторами Морской стороны, споря до хрипоты, доказывая, что дома должны быть не только удобными, но и красивыми, — ещё и крайне удачно соседствовало с остальными, не выбиваясь и не теряя своего образа при превращении в улицу, чего так не хватало провинциальным городам. Богатые жители провинции, к сожалению, чаще хотели выделить свои дома неуместными архитектурными изысками и даже, наверное, радовались тому, насколько их особняки не сочетаются с общим обликом города. Впрочем, многие города, у которых были неравнодушные горожане и порядочные служащие, вполне успешно продвигались в сторону прекрасного.

— Кофе по-синтийски? Или по-илайски? С корицей, с молоком? — терпеливо спрашивал спутник Тео, пока тот задумчиво стоял в центре зала.

— По-синтийски, пожалуйста, — пробормотал Тео и полез в карман за монетами, но его мягко остановили.

— Позвольте мне угостить вас, пожалуйста, у меня так редко бывают гости, — с обезоруживающей улыбкой произнёс человек, называющий себя Защитником.

Тео не стал спорить. Нельзя спорить, когда нет сил даже стоять на ногах. Силы нужны были, чтоб отыскать свободный столик и сесть, посматривая в огромные окна на прохожих и в панике соображая, из-за чего эта ужасная слабость. «Может, я умираю? И это предсмертные видения? Может, рассудок напоследок вздумал продемонстрировать мне, что мир не так послушен правилам логики, как я всегда полагал», — думал Тео, и даже эти мысли в голове крутились медленно и неуклюже, как большие рыбы в маленькой луже. Неуклюже — в луже…

Кофе. Запах, похожий на сожжённую красоту, на раннюю осень в предгорьях, на растопленные дыханием узоры мороза на окнах. Тео благодарно улыбнулся миру и тому, кто называл себя его Защитником.

— Извините, я, кажется, не представился: здесь меня называют Астианом Ум-Тенебри, раз знакомству, — произнёс кофейный благотворитель.

Тео представился в ответ, и под его взглядом Астиан усмехнулся:

— И да, я называю себя Защитником, потому что я и есть Защитник. Вы ведь об этом думали всю дорогу?

Тео смотрел, как мама с сыном проходили мимо окон кофейни, и сын приветливо помахал кому-то внутри и долго не хотел уходить, с присущей детству эмпиричностью проверяя руками свойство стекла неожиданно отгораживать пространство.

— Я об этом думаю всю жизнь, — мрачно усмехнулся Тео.

Его собеседник кивнул.

— Иначе вы бы не оказались здесь, со мной, — серьёзно отозвался он.

А, ну да. Это ведь человек, который называет себя Защитником. Тео постоянно возвращался к этой мысли, как стрелка компаса к северу. А можно ведь было просто довольно приятно побеседовать и разойтись. Поговорить о погоде. О новостях.

— А что происходит… о чём вы говорили на площади? — попытался Тео.

— Король собирается развязать войну. Он зазнался, как это часто бывает, когда одному ребёнку случайно перепадает больше игрушек, чем другим. А я не для этого сохранял мир от Зримой Темноты. Не для этого, — пробормотал Астиан, качая головой.

Разговор не шёл. Тео чувствовал, как будто увяз на весенней горной дороге и не может сдвинуться. Только смотрел, как убывает великолепный кофе, и слушал, как шумит город, заглядывая в кофейню с каждым звоном колокольчика.

— Вам не помешало бы немного отдохнуть, — по-отечески мягко и заботливо сказал Астиан, обеспокоенно поглядывая на бледное лицо своего собеседника.

Вдруг Тео усмехнулся: ведь именно для того, чтобы поговорить с Защитником, он и бросил всё то, что было его жизнью, его прекрасной, наполненной смыслом и радостью познания жизнью в Ледяном Замке. И вот теперь его желание исполнилось — как в кривом зеркале, как насмешка мира над его самонадеянностью.

— Помните, наверное, эту притчу про художников? Когда Защитник обратился ко всем жителям Шестистороннего и предложил нарисовать мир — таким, каким они хотели бы его видеть. И обещал воплотить лучшую картину. А потом сбежал в горы, гонимый неисполнимым обещанием, потому что лучшая картина оказалась одновременно самой страшной.

Тео кивнул. Конечно, он помнил всё Жизнеописание практически наизусть.

— Я ведь и сам — не смог придумать ничего нового. Думал, что создам новый мир, а получилось, что я просто…

— Именем Короля, прошу вас следовать за нами, — прозвучали над столиком аккуратные, как внутренний карман для стилета, слова.

Сквозь окончательно сгустившийся туман в своей голове Тео увидел двух птичников, непринуждённо беседующих о чём-то с Астианом. Затем они увели единственного друга Тео в Тар-Кахоле. Тео запомнил, как Астиан приветливо помахал ему на прощанье. А затем, словно нырнув в ледяную воду, понял, что произошло, выбежал из кофейни и стал кричать, чтобы они оставили в покое Защитника — да так, что один из птичников отстал и несильно ударил его под рёбра — ровно настолько, чтобы Тео пришёл в себя на каменной мостовой Тар-Кахола, когда вокруг уже сияло солнце, а прохожие заботливо интересовались, не нужна ли ему помощь, переглядываясь в ответ на вопрос: «Куда увели Защитника?» — единственный, который интересовал Тео. Настолько, что он даже забыл уточнить: « Человека , который называет себя Защитником».

День хорошей погоды в Тар-Кахоле выдался пасмурным. Тем не менее горожане украсили свои балконы первыми цветами и выглядывали, поджидая королевский кортеж. С этого дня официально начиналась поздняя весна — время каникул маленьких тар-кахольцев, первых настоящих походов в Невысокие горы и другие окрестности столицы, тёплого солнца и гастролей уличных театров. Поэтому жители города смотрелись празднично, хотя где-то за их спинами чувствовалось дыхание угрозы войны с Синтом и крамольная неуверенность в том, что правитель всё делает правильно.