Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

Унимо сочувственно молчал.

— Но ты ведь хотел узнать про Астиана Ум-Тенебри, узнать, действительно ли он… немного не в себе, так? Тут меня уже много раз спрашивали: эти добрые люди уверены, что если человек не в себе и говорит всем, что он Защитник, то его нельзя бросать в тюрьму, а нужно заботиться о нём и лечить. И они, в общем, правы.

Проговорив это, Тео встретил полный страдания взгляд мальчишки и удивлённо присмотрелся к нему.

— Но я думаю…

Унимо замер и едва не звенел, как натянутая струна.

— Но я думаю, что я тоже не в себе, потому что я подумал… подумал, что, возможно, это действительно Защитник, — неловко закончил Тео.

Ум-Тенебри ошеломлённо смотрел на этого странного служителя-изгоя. Так легко было поверить в то, что он сумасшедший, как и отец, и бежать, бежать от него подальше. Но вместо этого Унимо, сам не ожидая от себя такого, прошептал:

— Для меня это не так уж важно. Это мой отец. И я хотел бы освободить его.

Теперь пришла очередь Тео застывать в изумлении. Он долго и вдумчиво кивнул.

Шум площади уже отдалился, и теперь, за пределами невидимого полога аллеи, вокруг паслись мирные звуки дневного города. Не сговариваясь, они оба повернули обратно.

— Есть идеи? — уточнил Тео.

У младшего Ум-Тенебри была только одна идея. И такого рода, что он вряд ли мог бы описать её. Но та невидимая доверительная нить, протянутая между ним и его случайным знакомым, заставила его кивнуть.

Первый раз Унимо рассказывал кому-то про реальнейшее. И с каждым словом в отчаянии понимал, что ничего не может выразить так, как нужно, хотя всегда считал свои способности обращаться со словами вполне сносными.

Тео слушал серьёзно и кивал. До конца аллеи всё становилось возможным.

— Я точно не знаю, какой там принцип… мой учитель предпочитал… наглядную демонстрацию, так что не всегда было понятно. Точнее, чаще всего ничего не понятно, — вздохнул Унимо, — но вроде бы нужно очень сильно, по-настоящему захотеть.

Это прозвучало так глупо, что Унимо, недовольный собой, нахмурился, но ничего лучше он предложить не мог.

Тео тем не менее, казалось, приободрился:

— Ну так давай попробуем. Там, на площади, есть немало людей, которые очень хотят, чтобы невинно брошенный в тюрьму был освобождён. И это одни из лучших людей Тар-Кахола, если это имеет значение. Я тоже очень хочу, потому что… потому что я верю, что это Защитник. И тогда… и тогда получается, что я был прав. И самое сильное желание — твоё. Если исходить из того, что ты рассказал, то даже его одного должно хватить.

Унимо не был в этом уверен. Казалось, что вся неуверенность, которая жила в нём, решила показать свою силу. Несмотря на тёплый весенний — почти летний — день, он стал дрожать, как от холода.

— Давай попробуем, — кивнул Нимо и с ужасом заметил, что его зубы стучат.

Тео, который шёл рядом, остановился, повернулся к своему спутнику и осторожно — так, что это не отпугнуло бы даже самого истового нелюбителя прикосновений, — взял его за плечи. А потом медленно и вдумчиво, как следовало читать Обряд, произнёс:

— Что бы ни случилось, у тебя всё получится. Уже получилось. А теперь давай пойдём и попробуем сделать то, что кроме тебя никто не сможет сделать. То, что ты задумал сделать. То, что ты хочешь.

Унимо благодарно посмотрел на бывшего слушателя Ледяного Замка, простые слова которого как будто начинали жить сами по себе, утверждая Ум-Тенебри в его собственной вере, и подумал, что всё-таки неслучайно служители Защитника пользуются в Шестистороннем уважением даже тех, кто не верит в возможность падения мира в Темноту.

Тем не менее задача оставалась сложной: раньше Унимо никогда не брал кого-то с собой в реальнейшее. В лучшем случае, он отправлялся туда сам, но чаще всего вообще следовал за Форином, что не требовало особых умений, поскольку сил Смотрителя хватало на то, чтобы просто поменять мир вокруг.

— Дай мне руку, — проговорил Унимо, не зная ещё, что собирается делать.

Тео с готовностью протянул ему руку, легко вверяя себя странному едва знакомому мальчишке. Возможно, именно поэтому Нимо почти не заметил, как оказался в реальнейшем, крепко сжимая руку того, кого хотел взять с собой.

И судя по тому, как удивлённо Тео оглядывался, стоя на той же неприметной аллее старого Тар-Кахола, всё удалось.

Тео показалось, что он под водой и какая-то сила, как давление огромной морской волны, вот-вот собьёт его с ног. Только отыскав взглядом загадочного собеседника, он почувствовал некоторую опору. Хорошо, что, уходя из Школы, Тео пообещал себе принимать всё, что встретится ему на пути — и теперь можно было не тратить время на размышления о существе происходящего. О том, что не написано в книгах библиотеки Ледяного Замка (и главное — почему?). Надо было понять, как жить здесь и как помочь спасти отца этого странного мальчишки.

— Это реальнейшее, — сказал Унимо, всё ещё не отпуская руку Тео. Он слишком ярко помнил, как первый раз оказался здесь, вытолкнутый письмом отца, помнил своё отчаяние и ощущение того, что мир проглотил тебя, как огромный кит — маленькую креветку, — здесь бывает страшно, но вообще здесь прекрасно. Здесь каждый может только то, что может.

Тео кивнул. От тепла руки Унимо он чувствовал рядом нечто огромное и сильное, и не приходилось сомневаться, что этот мальчишка здесь может многое.

Ум-Тенебри попросил своего спутника вспомнить день ареста и то, как несправедливо обошлись тогда с человеком, который всего лишь называл себя Защитником и говорил вслух то, о чём громче колоколов Собора думали горожане.

Бывший слушатель для верности закрыл глаза и легко открыл страницу того дня. Чувствуя, что волна гнева от несправедливости происходящего становится выше него, он испуганно распахнул глаза, как в детстве, когда снились кошмары про тех, кто больше и сильнее — и в реальности прячутся от тебя, чтобы выгадать время и напасть, когда взрослых не будет рядом…

— Неплохо получается! — услышал он одобрительный комментарий Унимо и стряхнул с себя сонную оторопь.

— Здесь легко завязнуть, — пробормотал Тео, благодарно сжимая спасительную руку.

Так они вернулись к площади, где горожане продолжали делать вид, что пришли прогуляться по старому Тар-Кахолу. Но в реальнейшем не оставалось никакого сомнения: их привело сюда то самое чувство, которое не позволяет делать или не делать что-то только потому, что так поступают другие, только потому, что так происходит. Солнечный зайчик, прыгающий по ступенькам древнего храма — то, что существует, пока есть солнце, солнце сознания и этой жажды быть в том мире, который, так или иначе, пусть даже и сквозь сумрачные времена, но следует к свету.