Анна Удьярова - История Смотрителя Маяка и одного мира

Доктор сам никогда не спрашивал, что случилось, без необходимости. Просто делал своё дело. А случалось разное.

— Надеюсь, в вашем варварском уставе нет пункта о том, что нельзя разбивать стеклянные таблички, и тебе не грозит какое-нибудь наказание? — уточнил Квид, стоя у стены сложив руки и любуясь своей работой.

— Нет, насколько я знаю, пока нет, — улыбнулся Тео.

Его всегда умиляла эта светская гуманистическая неприязнь доктора к нравам и обычаям «диких служителей», как он их часто называл, особенно по контрасту с тем, как давно и добросовестно он врачевал раны и болезни всех обитателей Ледяного Замка.

— Знаете, Айл-доктор, я вспомнил такую забавную вещь: в детстве бабушка говорила мне, что если порезаться о разбитое стекло, то маленькие осколки непременно попадут в кровь, дойдут до сердца и человек умрёт, — сказал Тео. — В детстве мне не раз представлялась эта смерть.

— Даже не мечтай, — серьёзно отозвался доктор Квид, убирая инструменты и лекарства в большой стеклянный шкаф.

От звука маленьких серебряных ножниц, звякнувших о стеклянную полку шкафа, Тео нервно вздрогнул. Квид заметил это, внимательно посмотрел на слушателя, и тот вынужден был отвести взгляд.

— Смотрю, они тебя совсем замучили, — вздохнул доктор.

Желание всё рассказать и найти сочувствие у человека, мнение которого важно и ценно, накатило на Тео вместе с усталостью и переживанием от случая в библиотеке. Но он сдержался и позволил себе совсем немного:

— Это не они, я сам, — сказал он грустно.

Квид покачал головой и поставил на маленькую жаровню кофейник, даже не спрашивая, будет ли кофе его пациент. От такой удачи как кофе с доктором в Ледяном Замке не отказываются.

— Ну-ну, насколько я могу судить, любой упорядоченный культ как раз и сводится, по большому счёту, к тому, чтобы заставить человека думать, что он сам именно этого хочет.

Когда Тео попадал в больничное крыло, Квид всегда начинал спорить о вере в Защитника, но слушатель был искушён в поединках по риторике, поэтому чувствовал себя как взрослый в споре в ребёнком — то есть соглашался или переводил всё в шутку с мудрой такой улыбой. Впрочем, у доктора была какая-то своя правда, которая, вопреки всем законам построения спора, невольно покоряла пристрастного собеседника.

— А разве хоть какие-то отношения между людьми строятся на иной основе? — спросил Тео, не удержавшись.

— Ну хорошо, мастер слушатель, в таком случае я, как школьный доктор, хочу, чтобы ты хотел беречь немного своё здоровье. Прежде всего, от того, что у тебя здесь, — тут он коснулся своей головы с густыми и короткими чёрными волосами.

Кофе почти было закипел, но Квид ловким и точным движением, совсем как до этого перевязывал руку Тео, снял кофейник и поставил на стол тонкие глиняные чашки с контурами Ледяных гор — подарок кого-то из пациентов.

Слушатель улыбнулся, но оценил ненавязчивую заботу доктора.

— Я постараюсь, — сказал он.

— Не постараешься, — со вздохом произнёс Квид, разливая кофе, — но вы тут почти все такие. Мастера Грави на вас нет. Но ты, конечно, особенно.

— Мне кажется, вы ко мне несправедливы, — сказал Тео, бережно сжимая в руках горячую, почти обжигающую глину чашки.

— Ну да, предвзято отношусь к своему земляку, — хмыкнул Квид, пододвигая к Тео коробку печенья из Морской стороны.

Так они сидели, пили кофе и болтали ещё довольно долго для людей, у которых немало дел и обязанностей. И Тео, к своему удивлению, почувствовал, как тугой узел, которым в его голове завязались нити реальности, слегка ослаб. И хотя Квид смотрел немного свысока и советовал, — сам понимая бесполезность таких советов, — не доводить до крайностей, освобождать голову от мыслей, даже очень важных, не зацикливаться, как тот моряк Морской стороны, который обещал доплыть до горизонта, и прочие обычные докторские рекомендации, которым никто не следует (по крайней мере, точно не служители), но от общения с доктором почему-то становилось тепло на душе, как от имбирного чая зимним вечером.

С сожалением Тео взглянул на часы и понял, что пора уже идти на занятия к Плинию. На ненужные занятия по концентрации. Только чтобы его хранитель и просветитель Инанис чувствовали, что они сделали всё, что могли.

Тепло попрощавшись с доктором, Тео направился в крыло хранителей. С каждым шагом в нём снова поднималась волна раздражения и злости: он мог бы потратить время с большей пользой. И как они самоуверенно думают, что знают, в чём его проблема! Хотят помочь. Все говорят, что хотят помочь.

Плиний сразу почувствовал настроение слушателя, и приветственная улыбка быстро сползла с его лица. Он принял излишне деловой вид и повёл Тео в комнату для занятий: блёклые, сливающиеся в одно светлое пятно, стены, стол и пара стульев такой формы, как будто их специально создали для иллюстрации соответствующих слов в детской книжке с картинками: просто стол и просто стул. Чтобы ничто не цепляло взгляд, не отвлекало от занятий. Продуманно, как и всё в Ледяном Замке.

Хранитель в нерешительности остановился и посмотрел в глаза Тео, рассчитывая на поддержку. Но не тут-то было. Слушатель только усмехнулся и застыл с деланной почтительностью.

— Давай, я сначала расскажу тебе технику, а потом ты попробуешь, — предложил Плиний.

— Можешь не трудиться объяснять: я уже прочитал всё, что касается техники, это совсем несложно, — небрежно сказал Тео.

Любой другой хранитель не стал бы продолжать разговаривать со слушателем в таком тоне. Любой другой, но не Плиний Фиделио, на счастье или на беду Тео.

— Ну что же, хорошо, раз так. Будь добр тогда сказать, с чего следует начать, — спокойно произнёс Плиний.

— Как всегда — с того, чтобы не думать, — ответил Тео, прямо смотря на своего наставника.

— С того, чтобы контролировать свои мысли и убрать лишние, — поправил Плиний.

— Да, вы это называете так, — с вызовом произнёс Тео.

Хранитель с внутренним вздохом подумал, что ещё немного и у него не останется никакого пространства для манёвра.

— «Мы» — это кто? — спросил Плиний.

— «Вы» — это те, кто сначала готовы подчиняться любым бессмысленным правилам, а потом начинают сами с радостью и важным видом создавать их! — выпалил Тео.

Большей частью своего сознания Тео понимал, что поступает очень глупо и несправедливо. И что вовсе не правилам Школы противоречит такое поведение, а его собственным представлениям о том, что можно, а чего нет. Но он не мог остановиться, как будто какая-то пружина, долго сжимаемая где-то в груди, распрямилась, и её не удержать, как не избежать ран от её стремительного движения.

— Уходи, — негромко сказал хранитель, отвернувшись в сторону. Его добродушное лицо вмиг приобрело пугающее сходство с картинами древних просветителей со стен парадных залов Школы.