Анна Удьярова - Остров Укенор

Унимо, привет! Скоро наступит осень и мы опять поедем на горное озеро.

Я не сошёл с ума, нет, спросите у Грави. Впрочем, своё безумие всегда кажется не таким безумным. До того момента, пока тебе не принесут зеркало. И ещё одно. Если смотреть на своё отражение в зеркальном коридоре (точнее, в зеркальном тупике), верили мы в детстве, в нём появится чёрт. Тогда я не знал, что это правда.

Теперь-то я его хорошо вижу.

Звук видеокассеты в магнитофоне.

Астиан обошёл весь дом. Зашёл в комнату Унимо, взял в руки игрушку-совёнка с глазами-пуговицами, поставил на стол. Вышел, запер комнату на ключ. Быстро спустился по лестнице, постоял у окна.

Титры : «Он видел, как Скрим вышел из калитки сада. Знал, что в сумке секретаря лежит письмо „Любимому сыну“. Он словно нажимал кнопку „отправить“. У неторопливых времён был свой интерфэйс. С окном в сад и уходящим за угол столичной улочки вестником».

Астиан прошёлся по комнате два раза. Недовольно посмотрел в камеру. Прошёлся ещё раз. Задёрнул шторы. Вышел, закрыл дверь на ключ, ключ положил в тайник под окном справа от двери. Сошёл с крыльца и отправился в сторону Ратуши.

Светило солнце. От крыш Тар-Кахола поднимались облака.

Титры: «Такие, какие часто бывают весной: словно их можно потрогать, будто они только сейчас прыгнули с земли на небо и стояли там недоумённо и легко, нетерпеливо подпрыгивая на одной ножке, как дети, ожидающие своей очереди в игре в классики».

Астиан добрался до площади Всех Дорог и устроился на скамейке под раскидистым дубом. Почки ещё не распустились, по веткам прыгали хорошо различимые серые птички.

Титры: «Этот дуб помнил, наверное, Котрила Лийора, который мерил своими торопливыми шагами площадь по дороге во дворец и обратно. Огромный дуб без листьев выглядел почти прозрачным, невесомым. Зелёные птенцы листвы уже пробовали свои силы: ещё немного — и вырвутся на свободу, но пока можно было запрокинуть голову и смотреть на парящий над мостовой Собор Защитника. Астиан вдохнул мятно-зеленичный воздух, улыбнулся… Но эту улыбку Трикс точно не одобрил бы».

Ум-Тенебри вскочил и зашагал в сторону площади Рыцарей Защитника. Свернул в «Кофейную соню». Быстро выпил свой «мне как обычно» и вышел.

Титры: «Привычная бархатная горечь немного успокоила его. До первого перекрёстка. Астиану вдруг показалось, что солнце светит слишком ярко».

Астиан закрыл глаза и прислонился к стене. И вздрогнул, когда услышал:

— Вам плохо?

Титры : «Какой неприятный высокий голос. Как будто его булавками прикрепляют к вискам. Защитник уже и забыл, что бывают другие люди. Что он разрешил им быть. Как всегда, в самый неподходящий момент».

Ум-Тенебри открыл глаза улыбнулся доброй девушке, которая смотрела испуганно и крепко прижимала к груди книгу.

Титры: «Вдруг захотелось рассказать ей свою историю. И Защитник вспомнил, как он познакомился с нитроглицеринщиком: по пути домой от метро как-то увидел мужчину алкогольно-неопределённого возраста, который сидел на железной трубе перил и держался за сердце. Астиан подошёл и спросил, не нужна ли помощь. Человек поднял мутные от страдания глаза и покачал головой: «Ничего… Спасибо… Сейчас пройдёт». Ему нельзя было верить, и Астиан проявил настойчивость. «Можно в аптеке. Купить лекарство», — сдался несчастный, медленно и мучительно доставая из кармана монеты. «Какое лекарство?» «Нитроглицерин». Астиан, конечно, помчался в ближайшую аптеку и купил упаковку нитроглицерина. В ближайшем магазине — бутылку воды. Вручил это всё покорно ожидавшему больному. Тот послушно открыл упаковку и съел одну таблетку, похожую на маленькую мятную конфету. «Больше нельзя», — пояснил он. И попытался отдать монеты, которые ему удалось извлечь из карманов затёртого пиджака, на что Астиан возмущённо замахал руками. «Вы лучше носите с собой лекарство», — деловито посоветовал он. Но когда спаситель, убедившись, что всё благополучно, собрался уходить, сердечник попросил: «А вы не дадите мне… немного денег?» Отказать человеку, который только что хватался за сердце, Астиан не мог. И после этого случая стал носить с собой нитроглицерин. И как-то снова встретил этого человека на том же месте, так же хватающегося за сердце. И молча протянул ему упаковку с лекарством. Удивление пробилось через муть взгляда: «У вас тоже больное сердце?» Астиан усмехнулся, и потом ещё несколько раз встречал нитроглицеринщика — и проходил мимо, чтобы не мешать.

Весь мир — сплошное надувательство. Самое искреннее — вовремя хвататься за сердце».

— Ничего… Спасибо… Сейчас пройдёт, — сказал Астиан с улыбкой.

И вдруг стремительно направился в сторону Западных ворот, вышел из Тар-Кахола и, всё ускоряя шаг, пошёл дальше.

Звук выключение видеокассеты.

Постепенно горные пейзажи, нарисованные чёрной и белой тушью, сменялись акварелями предгорий, лугов и низкорослых лесов. Даже под снегом как будто хранилось летнее луговое сияние этих мест — спрятанное под подушку от страшной Окло-Ко. Хотя мороз ещё по-хозяйски устраивался в ботинках путников на долгих переходах, но иногда, сразу после рассвета или в лиловых сумерках, вслушиваясь в прозрачность воздуха, можно было уловить ту самую ноту, с которой начинается безумие весенних песен.

На маяке весна всегда приходила ночью. Оставляла кошачьи следы на крепком ещё прибрежном льду, гонялась за стайкой серебристой плотвы в тёмном небе, принюхивалась к неуловимому запаху сырой земли. И тогда Унимо варил кофе, выходил с чашкой на галерею, мёрз и отмечал свой собственный праздник — День Весенних Следов.

Лирц, отравленный дисциплиной Ледяного Замка и страхом не оправдать доверие Защитника, не жаловался ни на что, не задавал вопросов, собирал ветки для костра и не доставал свою любимую флейту, однажды заметив, что Унимо не нравится вид и звук этого инструмента. Мастер Реальнейшего молчал и выглядел мрачным, хотя и старался проявлять вежливость и даже заботу. Он раздумывал о том, чего ждёт от него этот мальчишка, вспоминал Форина, себя на маяке, и от этих мыслей было тоскливо. Взаимные невысказанные ожидания словно связывали их, лишали того непринуждённого приятельства, которое так легко возникает в пути. Только Тьер казался весёлым и довольным жизнью: он то и дело насвистывал песенки, словно какой-нибудь островной мальчишка-пастух, улыбался и щурился на проглядывающее временами предвесеннее солнце.

Почти на самой границе с Лесной стороной они остановились ночевать на склоне холма, среди огромных серых камней, расцвеченных тинно-зелёным и лиловым лишайником. Отблески костра выхватывали его яркие пятна, красочные тени плясали на весеннем снегу. После ужина Унимо сварил кофе, и горький запах, вместе с дымом костра, поднимался к небу, в котором покачивались доживающие последние дни заботливо протёртые зимние звёзды.