Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

Федельм призадумалась, поглаживая золотой торк на шее.

– С уверенностью сказать не могу. Я и насчет меча могу ошибаться. По справедливости, он принадлежит Нуаде. Вернув его Ард-Ри, Конхобар может заслужить немалую благосклонность. Когда Нуада вновь придет к власти, возможно, он так и сделает.

– Нуада сидел на троне всего два года назад, – заметила Луна. – Выходит, такой шанс у Конхобара был: если с ним расплатились легендарным мечом, то к тому времени плату он, следует полагать, уже получил.

Ирландка задумчиво кивнула. Меж ее изящных бровей пролегла морщина тревоги.

– Поэтому я считаю, что Конхобар намерен воспользоваться мечом сам, а уж после вернуть владельцу. Но, говоря откровенно, по-моему вас это тревожить не должно: скорее, он обратит сие оружие против своих врагов в Коннахте. Не сочтите за оскорбление, государыня, и вы, лорд Энтони, тоже, но для Конхобара вы не настолько важны.

Что ж, если внутренняя борьба отвлечет Конхобара от Англии, это только к лучшему.

– Так ты говоришь, Никневен недовольна, – напомнила Луна Амадее. – Выходит, она узнала, что обещал Видар Конхобару на самом деле?

– Он этого мог и не скрывать, – мрачно буркнул Энтони. Как только они покончат с донесениями из-за границы, он еще поведает Луне о недавних попытках Видара манипулировать пуританами и правительством лорда-протектора Кромвеля. – Знаю: Никневен не в Лондоне, а в Файфе, но креатуры, доносящие о его подвигах, у нее наверняка имеются.

– Так и есть, – подтвердила Амадея. – Однако она запаслась терпением, так как поверила, будто Видар всего лишь тянет время, морочит ирландцам голову, а сам тем часом выполняет другое ее поручение.

Другое поручение? Да, должно быть, должно быть! Что еще может удерживать шотландцев в Лондоне – ведь Карл-то давным-давно казнен. Вот только тон Амадеи…

Сердце Луны сжалось от ужаса. За столом затаили дух.

– Каково же оно?

– Уничтожение Халцедонового Чертога, – в мертвой тишине отвечала Амадея.

От лица Энтони, и без того бледного, разом отхлынула кровь. Накрыв его руку ладонью, Луна почувствовала, что его пальцы холодны, как сама смерть.

Это его погубит. Очередная разлука уже затянулась до предела. Что может произойти, если Энтони умрет прежде, чем им удастся отбить дворец? Он чахнет с каждым минувшим месяцем, а без него Луна может оказаться, словно без рук.

– Зачем? – прошептал Перегрин, объятый ужасом настолько, что позабыл этикет и заговорил невпопад. – Ведь это же… это как если бы мы пригрозили стереть с лица земли сам Файф. Она объявляет войну не просто Ее величеству, но…

– Самим основам моей власти, – закончила за него Луна, не чувствуя собственных губ.

Зов Лондона пробрал тело до самых костей. Причины злобы, питаемой Никневен к Луне и ко всему ее двору, внезапно сделались ясны, прозрачны, словно стекло.

– Потому что противится единству смертных и дивных, а мои владения для нее – корень этого зла. Халцедоновый Чертог – основа, залог моей власти… а ведь Никневен почитает ее неестественной, извращенной, не так ли?

Краем глаза заметив согласный кивок Амадеи, Луна продолжила:

– Лондон – обитель смертных, противная природе и вовсе не предназначенная для нас. Связь с этой землею портит меня, а со мной и моих подданных. Задавшись целью покончить с нашими начинаниями, она должна уничтожить источник порчи.

Теперь Луне стали понятны и донесения о разрушениях внутри дворца, о разоренных покоях и залах. Видар не только искал Лондонский камень, но и старался развеять чары Чертога. Старался… или, по крайней мере, делал вид. Луна ни на минуту не сомневалась, что он предпочел бы роль не разрушителя, но властелина, но если ему придется выбирать между дворцом и собственной жизнью, Видар откажется от притязаний на власть.

А если отыщет Лондонский камень, выбор останется за ним.

В сердце Луны вспыхнуло нетерпение. Когда жизнь длится вечно, дивному люду совсем не сложно никуда не спешить: что может значить задержка длиною в несколько лет? Однако сейчас Луне сделалось не до благодушия. Промешкаешь – и вскоре отвоевывать будет нечего.

Халцедоновый Двор погибнет так же наверняка, как королевство Английское.

– Тогда недовольство Никневен нужно поощрять, – ровно сказал Энтони, высвободив руку из пальцев Луны. – Разумеется, риск есть: ведь она может прислать взамен Видара кого-то другого, однако, лишенный ее поддержки, Видар окажется беззащитен.

Луна открыла было рот, чтоб кой о чем спросить Иррит, но прикусила язык, увидев самого Велунда, стоящего в дверном проеме. Появился он, как обычно, без единого звука и, мало этого, понял, что она собиралась сказать. И отрицательно покачал головой.

– Твои опасения мне понятны. И если скотты из Халцедонового Чертога уйдут, ты сможешь начать войну, которой желаешь. Но до тех пор мой ответ останется неизменным. Моих подданных слишком мало, и это не их война. Навстречу поражению я их не пошлю.

– Я понимаю, – ответила Луна.

Действительно, резоны Велунда она вполне понимала. Однако отчаяние, когтями стиснувшее горло, заставило мысленно добавить: «Так помоги же, подскажи, как избежать поражения, пока еще не поздно».

Хам-Хаус, Ричмонд, 3 сентября 1658 г.

Одетым в тряпье, что носил в Сити, Энтони, едущий верхом по южному берегу Темзы, мог бы нажить неприятности, и посему сменил платье, переодевшись скромным, благочинным ремесленником средней руки. С остриженными волосами и бородой, весьма подкрепленный последним визитом в Халцедоновый Чертог, он вновь выглядел и чувствовал себя самим собой – пусть не вполне, но все же.

Ехал он с осторожностью, с оглядкой, и свернул с дороги вдоль берега задолго до того, как приблизился к цели. Миновав лабиринт узких проулков, он подъехал к величавому зданию Хам-Хауса сзади, через сады, примыкавшие к дворцу с дальней стороны от реки. Здесь, в зарослях, он привязал лошадь, проскользнул широкими аллеями запущенного парка к безукоризненно выстриженной лужайке под южной террасой и подошел к старому кривому каштану, что рос на ее краю.

– Я здесь, – пробормотал Энтони, приложив ладонь к шершавой коре.

Створ дерева украшал выдающийся нарост – что твой нос пьяницы, а дупло под ним очень напоминало обрамленный усами рот. Стоило Энтони отнять руку, как дерево дрогнуло, среди бурой коры блеснули открывшиеся глаза.

– Доброго вечера, – с мрачным достоинством ответил каштан.

К подданным Луны дух дерева не принадлежал, однако помогать Энтони согласился охотно. По крайней мере, после того, как Кэт завязала дружбу с хозяйкой Хам-Хауса: очевидно, дело решило то, что духу понравилась его жена.

– Все тихо?

– Да, – отвечал каштан. – Этот, суровый, давно уж здесь не бывал.