Мари Бреннан - И в пепел обращен [litres]

Да, та же самая Армия, что шесть лет назад, по приказанию Кромвеля, противу всех законов разогнала Охвостье, положила конец и Республике, и начаткам протектората. Вот и недавний роспуск парламента – всего лишь еще один переворот, учиненный теми же фанатиками, что держат Англию на острие шпаги с времен, предшествовавших казни короля…

Энтони искренне полагал, будто ему удается сохранять видимость хладнокровия, но Эллин вдруг побледнел и потянулся к нему через стол. В общем зале постоялого двора «У ангела» было жарко от пламени свечей, людно и шумно, кожа покрылась бисером пота, однако Энтони пробирал озноб. Сдвинув кверху обшлаг его рукава, Эллин нащупал пульс.

– Сердце галопом скачет, и вдобавок жар! Сэр Энтони…

Энтони высвободил руку.

– Я не нуждаюсь в вашем лечении.

– Пусть не в моем, но в чьем-то да нуждаетесь. Я обучения не завершил, стало быть, сделаем так. Я рекомендую вам лучших врачей в Лондоне… – Губы Эллина дрогнули. – Отправил бы вас во Францию, но знаю ведь: не поедете. Понятия не имею, что это за хворь, но, послушайте, она же губит вас на глазах.

Гнев в сердце уступил место гнетущей тоске, привычной тяге туда, в тот мир… «Слишком долго откладывал», – подумал Энтони, отодвигаясь от стола.

– Нужные снадобья мне известны. И сию минуту я за ними отправлюсь.

Ответом ему был иронический взгляд, лишенный даже намека на шутку.

– Неужто не позволите другу помочь?

Друг ли ему Джон Эллин? Леди Дайсарт ввела его в круг заговорщиков два года тому назад. Достаточный срок, чтобы убедиться: нет, это не просто еще один бесшабашный юнец, очарованный роялистской идеей. У Эллина, кроме страсти, имелся и здравый смысл. После гибели Бена Гипли Энтони доверял юноше более, чем любому другому – однако это не то же самое, что называть его другом.

Тут Энтони накрыло волною головокружения, и только богатый опыт позволил ему удержать равновесие.

– Вы и помогаете. Но с этим я должен управиться сам.

– И даже не разрешите проводить вас к лошади – знаю, знаю, и в мыслях не имел предлагать. – Поднявшись, Эллин крепко стиснул его плечо. – Но будьте осторожны. Мне вовсе не улыбается получить выволочку от вашей супруги за то, что позволил вам свалиться в канаву где-нибудь по пути.

Энтони с трудом улыбнулся.

– Никаких канав, даю слово.

Снаружи, среди прохлады и темноты, в голове прояснилось настолько, что Энтони более-менее твердым шагом обогнул постоялый двор.

«Никаких канав. Только нора в земле».

На том месте, где некогда высился пышный розовый куст, из взрыхленной земли торчали только колючие обломки голых ветвей. Однако чары, отводящие глаза любому стороннему наблюдателю, действовали исправно, а посему Энтони без опаски опустился на колени и коснулся одной из сломанных веток.

– Луна скрылась в тени.

Идея сих фраз принадлежала не ему. Но, памятуя о таланте некоторых из дивных к перевоплощениям, назваться по имени было бы мало, а посему некий остроумец из окружения Луны предложил заменить имена рядом вот таких условных сигналов.

Изувеченные останки розового куста дрогнули и расступились, открывая взору разбитые, растрескавшиеся доски ступеней. Энтони осторожно двинулся вниз. Серп убывавшей луны еще не взошел, но света из окон постоялого двора оказалось довольно, чтобы благополучно добраться до первой из подземных комнат.

Впрочем, не видеть того, что творится вокруг, Энтони был бы только рад. Внутрь нанесло сухих листьев и грязи, обломки скамей и столов затянуты паутиной, на стенах черные пятна гари… «Мы… э-э… использовали его», – сказала Розамунда, и, видимо, Видар об этом узнал. И все мастерство в притворстве не смогло спасти сестер-брауни от отряда красных колпаков и шотландских гоблинов, явившегося по их душу.

Вновь опускаясь на колени, Энтони почувствовал дрожь в пальцах. Вскоре придется снова рискнуть и навестить Халцедоновый Чертог. Вскоре… но не сейчас. Еще не сейчас.

– Скоро ее свет вернется.

Вторая часть условной фразы, ключ ко второй двери… Обгорелые половицы раздвинулись в стороны, снизу, из подпола, хлынул свет.

Дрожа от облегчения, Энтони двинулся навстречу его уютному мерцанию. Да, здесь не Халцедоновый Чертог… но ослабить, на время унять мучительную тоску по дивному миру потайное убежище сестер Медовар помогало.

Не успел он одолеть лестницы, как Гертруда захлопотала вокруг, принимая у него плащ. У очага его уже ожидало кресло. Это тепло согревало, дрожь в пальцах разом утихла. Нигде, даже в Беркшире, не знал он такого покоя, как тут. За стенами этого дома постоянно приходилось опасаться соглядатаев, будь то смертные или дивные, однако, пусть ветви розового куста и обрублены, корни его, сохранившие жизнь, по-прежнему тянулись вглубь, оплетая сию потайную комнату. На потолке звездочками желтели крохотные цветки и бутоны роз, а под сим древним символом тайны [56] «Под розой» (sub rosa) – латинское крылатое выражение, означающее «втайне», «в секрете». В Древнем Риме роза, повешенная над пиршественным столом, означала, что о сказанном «под розой» следует молчать где бы то ни было. В средние века роза с той же самой целью изображалась на потолках комнат, где проходили важные секретные совещания, встречи, переговоры, а также в решетках католических исповедален. опасаться было нечего. Этого подземелья не удалось отыскать даже красным колпакам.

Не нашли они и сестер Медовар, скрывавшихся здесь с тех пор, как Энтони освободил их из темниц под Тауэром. Розамунда вложила в его ладонь кружку. С вином, не с собственным медом – здесь, внизу, меда не сваришь, однако Энтони с благодарностью выпил все до капли.

«Она же губит вас на глазах», – вспомнил Энтони, и тут же выкинул слова Эллина из головы.

– Энтони… – заламывая руки, заговорила Гертруда.

– Знаю, – зарычал он, заставив себя выпрямиться. – Знаю, затянул, слишком долго откладывал, а что остается? Не могу же я всю жизнь просидеть в этой норе, вдали от опасности, но без малейшего проку; не могу же оставить свой мир и жить только в вашем! И что прикажете делать?

Открыв глаза, он обнаружил, что сестры уставились на него с отвисшими челюстями. Никогда еще он не рычал на них этаким образом. Гнев начал отступать под напором стыда.

– Я… – опомнившись, заговорила Розамунда. – У нас есть вести от Луны.

Раздражение окончательно улетучилось, оставив за собою лишь этот дурацкий стыд. Поморщившись, Энтони извинился за напрасную вспышку и спросил:

– Что нового?

В глазах Гертруды заплясали отсветы пламени.

– У нее имеется мысль, которая, пожалуй, поможет нам одолеть Видара. Если Луна права… словом, она надеется вскоре отбить Халцедоновый Чертог.