Игорь Мельн - Кладбище забытых талантов

И только Юрий, все еще обнявший Сидни за плечи, Анжела и Наташа держались поодаль от толпы, благодаря небесных покровителей за то, что им не довелось увидеть зрелище. Однако, будто ощутив чужую радость, Ник зашагал к перечисленным лицам, отчего толпа расступилась, но быстро переменил ход.

На миг Сидни почувствовала спиной, как в груди товарища, напрягшего до предельных возможностей мышцы рук, сердце забилось часто и глубоко. Тогда уже пришла очередь Юрия войти в беспамятство: «хранители» вжались в дальние металлические прутья решетки, и на их запятнанных кровью лицах виднелся такой испуг, какой редко доводилось видеть даже «искателям», а подле камеры заключения лежала обезглавленная туша парнокопытного животного, из которой еще тонкими струями тек жизненный сок.

Звучное карканье ворона пробудило разум.

Протерев ржавый нож о короткий мех животного, Ник повесил его на пояс и взялся обеими толстыми ладонями за безжизненную голову; его мерзкое естество пожелало довести испуг «хранителей» до неведомой вершины, а потому главарь банды начал просовывать продолговатую морду сквозь решетку, чему вскоре помешали ветвистые рога; тогда он с силой ударил подошвой ботинка о затылок животной головы, отчего необычайно хрупкие рога посыпались осколками.

— Хватайте тушу и тащите в хату! — приказал он нескольким своим приспешникам. — И змею [42] Змея — веревка. мне живо!

С кожаной куртки главного «искателя» капала кровь, несколько широких пятен виднелось и на пухлых горевших гневом щеках. Он проверил запястья Анжелы, связал бечевкой Сидни, похвалив Юрия за то, что тот сдерживал призрачную девушку, и сказал:

— Замарал я руки… Кстати, гони амулет! Будем считать, что ты внес вклад в банду сполна. Твои собутыльницы посидят пока в нашей второй клетке, а там видно будет. Сегодня уже поночуй в ящике, а завтра мы тебе местечко приготовим и будешь козырным. Ну, вали, пока не стемнело!

Все «искатели», уверившись в креплении замеры заключения, последовали за своим предводителем, и на оставшихся «хранителей» напали сумерки, скрывшие их лица. Ник держал светильник на вытянутой руке, освещав шагавших рядом Анжелу и Сидни.

— Какой рахманный [43] Рахманный — прекрасный. вечер! — радостно закричал, перед тем как скрыться, главарь банды.

По случаю душевного груза Юрий брел к могиле медленно, тяжело, сомневавшись, что сможет дать сознанию ночной отдых. Круговорот воспоминаний дня не давал сомкнуть веки. Призрачный юноша корил себя за совершенное: он предал не только «хранителей», в числе которых была подруга, но и спасшую его призрачную девушку, отдал еще один амулет врагу. И все ради успеха.

В ту ночь его мучил лишь один вопрос: стоит ли мечта этого?

Наперво после пробуждения — если можно назвать жалкие потуги сомкнуть веки сном — Юрий направился к трактиру. Всем своим видом он напоминал покойника: работа сердца слышалась редко; это отражалось в повсеместной бледности тела, будто из него выкачали всю кровь, и царившем, несмотря на мышечную дрожь, чувстве холода. И только плотные клубы пара изо рта в то морозное утро напоминали о внутренней теплоте и внутренней жизни.

Накрапывал дождь; редкие капли, сыпавшиеся на красные от мороза щеки, стекавшие по шее вдоль спины, оставляли влажные дорожки, которые горели, застывали, точно воск. В такой беспорядочной смене ощущений физических и неизменных душевных кладбищенский обитатель брел к своей цели.

Верно, призрачный юноша знал, какую картину увидит, ведь иначе быть не могло, но, что свойственно его натуре, берег в мыслях уголек надежды: вдруг «хранителям» получилось сбежать, вдруг им помогли другие призраки, ставшие свидетелями вчерашнего безобразия, вдруг именно в прошедшую ночь монстры не выбрались на поверхность.

Наконец Юрий поднял подбородок, когда едва не споткнулся о преграду. Перед ним лежала камера заключения, грубо сорванная с креплений; некоторые прутья были сведены друг к другу, словно в этих местах чудовище с силой сжало холодный металл. Внутри никого не было. Неподалеку на него смотрела пустыми замерзшими серыми глазами оленья голова, словно отброшенная уродливой ногой монстра.

Призрачный юноша обессиленно опустился на колени перед решеткой, схватился за обжигавший кожу металл и излил сожаление самым доступным ему способом: он заплакал. В прошлой жизни ему доводилось горевать подобным образом чаще по случаю сильных болей, отчего не застрахован ни один ребенок — ни мальчик, ни девочка, — но считал себя сдержанным в этом плане. Он не знал ни Сергея, ни других «хранителей», но гибель существ, полных жажды к жизни, терзало душу в клочья. Конечно, можно было обвинить безжалостного Ника и кровожадных монстров — в итоге от их рук окончательно прервалась жизнь призраков, — но те были лишь животными, которым хозяин бросил окровавленную кость в миску.

Раскаленные по ощущениям и ледяные наощупь ладони выдавали убийцу. Так и раздавалось в воздухе, как в лихорадочном бреду: «Юрий — убийца!», это кричали ото всех могил, это раздавалось за каждым надгробием и каждый восклицал это, как факт, упоминавшийся в разговоре для подчеркивания знаний. После этого к общему гулу наслоилось другое слово, будто произнесенное спокойным голосом Сергея: «Предатель». Он погубил «хранителей», и только он один.

Вдруг Юрий вспомнил призрачных подруг, чьи образы придали сил подняться и загашать в сторону самого ненавистного места.

Очень горько чувствовалась личина преступника, нелюбимого всеми за понятные поступки, но тогда пришло осознание, что порой (если не всегда) приходится менять жизнь на жизнь, свое горе на чужое. Это, несомненно, подло, безнравственно и в высшей степени ужасно, но разве больной призрачный юноша не был достоин счастья? Что пугало его больше всего, так это крохотная вкрадчивая мысль счастья, какое было неуместно в тот момент. Совсем малая доля его существа запредельно радовалась.

При воспоминании вчерашнего вечера, который запечатлелся в памяти ярче красочных полотен, Юрий закипал внутренне, обретав силы, отчего походка его выравнивалась. Сколько неисправимых поступков последовало бы в тот момент, если бы у него были возможности на их совершение; но желание, оттеснявшее раздумья, пылало. Конечно, он понимал, что узнал только гнилостную верхушку «Искателей», и допускал мысль, что среди них числятся честные, разумные призраки, однако после увиденного, когда на расправу выбралась если не вся банда, то большая ее часть, в это не верилось. Пока что в своем стремлении получить желание каждый из них, с кем довелось познакомиться, причинил призрачному юноше боль.