Дж. Э Уайт - Тёмный дар [litres]

«Но только ли ради утешения он взял её с собой? Может быть, Тафф пытался мне что-то сообщить?»

Идея вспорхнула и заметалась, будто рой светлокрылок.

– Да нет, это безумие, – сказала Кара. – Всё равно ничего не выйдет.

Да, но… попробовать-то можно?

Кара положила гримуар на колени и закрыла глаза. Не имея живого образца, на который она могла бы опираться, она была вынуждена представлять себе Джейбенгука в своём воображении, так же, как и здорового Таффа. И результат поначалу выходил убийственно схожий. Но потом Кара что-то почувствовала. Где-то что-то нащупалось, так, будто заклинание было забытым воспоминанием, которое она никак не может припомнить, но всё же оно тут, под рукой, главное, найти зацепку, которая к нему приведёт.

И Кара принялась рассказывать сказку.

– Давным-давно, в те времена, которых и самые старые люди не упомнят, жил да был мальчик, которого звали Самуэль. Они с сестрой любили играть с головастиками, карабкаться на высокие деревья и танцевать под пение реки. Но вот однажды Самуэль заболел ужасной болезнью и играть больше не мог.

Слова, которые она столько раз повторяла, вспоминались без усилий. И, как всегда бывает с самыми лучшими сказками, само повествование утешало и успокаивало. К тому времени, как Самуэль с сестрой встретились с Паучихой, разум Кары уже готов был поверить в невозможное. Её пальцы коснулись раскрытого гримуара – и странные новые знаки всплыли из глубины страницы. В щели заколоченных окон хлынул золотой свет ярче солнца.

– Самуэль лежал в своей постели и дрожал. Джейбенгук пролетел через комнату…

Кара открыла глаза. Заканчивать сказку уже не было нужды.

Джейбенгук прилетел.

Он оказался совсем не такой, каким она его представляла. Кара не понимала, как такое может быть: ведь, в конце концов, это существо не что иное, как плод её воображения, – но это было так. Его крылья были именно такого золотистого отенка, какими она их и воображала, но шире, намного шире, больше всей комнаты, так что кончики крыльев (чуть тронутые зеленью – тоже новая подробность) загибались, упираясь в стенки, и создавалось впечатление, будто Джейбенгук не парит над Таффом, а стоит на крыльях. Его глаза – тёплого янтарного оттенка, что напоминал о сонных летних днях, когда так сладко прикорнуть в теньке, – смотрели на Таффа с нежностью молодой матери.

– Спасибо тебе! – сказала Кара. Если всё произойдет именно так, как в сказке, это случится очень быстро, и она хотела поблагодарить заранее, чтобы потом не жалеть, что не успела.

Что ж, хотя бы в самом главном её сказка оказалась верна. Джейбенгук раскрыл свой массивный клюв и закричал. В замкнутом пространстве звук получился невыносимо громким. Горшок Таффа с лязгом покатился по полу, стены дрогнули в ответ, последние оставшиеся в окнах стёкла вылетели. Кара услышала, как кто-то забарабанил в дверь, но в дверь упиралось левое крыло Джейбенгука, и открыть её было невозможно.

Изо рта у Таффа что-то полезло наружу.

Оно было чёрное, смолянистое и живое, бесформенный ком жестокости и безнадёжности. Кашель, который начинается от утренней сырости и никак не перестаёт. Безумная давящая тяжесть камней и земли. Младенческий крик, оборвавшийся посреди ночи.

То была сама смерть, холодная, расчётливая и неумолимая.

Джейбенгук её склевал.

Стоило бы Каре моргнуть глазом, и она бы всё пропустила. Джейбенгук был проворен, немыслимо проворен. Он сцапал Смерть её брата в воздухе так же легко, как пташка хватает червяка. Кара даже не услышала, как он её глотал: клацнул клювом, да и всё. Джейбенгук взглянул на неё вроде как с лёгким недоумением – и исчез. В сказке он оставил Самуэлю перо, но тут единственным доказательством появления Джейбенгука остался слабый запах сосновых шишек и жимолости.

Дверь с грохотом распахнулась. В комнату ворвались папа и Лукас.

– Ты в порядке? – спросил Лукас. – Мы услышали странный шум, но, сколько ни старались, дверь открыть не могли…

Лукас осёкся, увидев, как Тафф сидит на краю кровати и болтает ногами.

– А что, ужин скоро? – спросил Тафф.

Тафф до отвала наелся разваренной картошки и ячменного супа и снова уснул. Поначалу Кара боялась от него отходить: а вдруг его исцеление всего лишь временное, и потребуется ещё один визит Джейбенгука? Но после того, как Кара час просидела, вслушиваясь в его ровное дыхание, она наконец-то успокоилась достаточно, чтобы спуститься вниз.

Дом Лэмбов был битком набит народом. Папа решил, что сила в множестве, и велел всем собраться вместе с вечера, чтобы отправиться к парому на рассвете. Многие уже расположились на полу, так что Каре стоило немалого труда пробраться к входной двери, не наступив на чью-нибудь протянутую руку или свернувшегося калачиком ребёнка. Кару провожали взглядами. Теперь на неё смотрели как-то иначе. Не со страхом, не с ненавистью – хотя и то, и другое ещё проглядывало временами, – нет, как-то… иначе. Кара старалась ни с кем не встречаться взглядом, прокладывая себе извилистый путь к выходу.

Какая-то старуха преградила ей дорогу.

Она носила бурый передник кожевницы, и глаза у неё были светло-карие – редкость в их деревне. Старуха была хрупкой и дряхлой, но руки у неё были жилистые, натруженные. И заговорила она с уверенностью человека, привычного к тому, чтобы его уважали.

– Мы слышали, что ты сделала, девка-ведьма. Как ты призвала тварь из дыма и теней, чтобы та исцелила твоего брата. Да, магия приносит лишь несчастья, все мы это знаем. И всё же… кто исцеляет, тот следует Путём. Это усложняет дело.

Женщина задумчиво пощипывала себя за руку, коричневую от работы. Следующие её слова прозвучали робко и неуверенно.

– Про внука моего два дня уже ничего не слышно, – сказала она. – Он за деревней живёт, в казармах. На серого плаща учился, хотя я этого никогда не одобряла: что толку готовиться к войне, которой, может, никогда и не случится? Может, кое-кто в серые плащи и из гордыни подался, да только не Итан. Итан мальчик тихий, скромный…

Женщина откашлялась и посмотрела Каре прямо в глаза.

– Я была бы рада увидеть его снова, – закончила она.

Казалось, слова старухи отворили какой-то шлюз – безмолвную комнату враз затопило криками и мольбами.

– Доченька моя! Пять годиков ей всего!..

– Моя семья укрылась в школе, и больше мы не виделись…

– Мужа моего, спаси моего мужа!..

– Мою жену!..

– Отца!..

– Сына!..

– За что нам всё это?

Сначала к ней просто прикасались, потом принялись хватать – за платье, за руки, за ноги, заставляя выслушать и услышать. Кара пыталась протолкаться к входной двери, но их было так много, и все кричали, стараясь, чтобы их расслышали. У Кары голова пошла кругом среди моря клубящихся лиц, и она наугад проталкивалась вперёд, надеясь, что идёт в нужном направлении.