Ника Ракитина - Завтрашний Ветер. Луна-и-Звезда [СИ]

Ноги устали мерить наклоны сводчатых галерей, и Аррайда на минуту остановилась, держась за одну из стел, обозначающих вход во двор перед храмом. Вокруг сновала толпа: торговцы, мастеровые, пейзане с тележками и гуарами; пилигримы, зазывалы… воришки, слуги, рабы… После бурых пустошей Молаг-Амура от ярких красок рябило в глазах, а шум давил на уши.

Напротив храма располагался рабский рынок — один из самых больших в этом районе Вварденфелла. Говорили, он даже больше Тель-Арунского. Торги открывались на рассвете и в зыбком свете факелов не утихали до поздней ночи. И со всех сторон везли и вели к нему товар и покупателей морские и речные баркасы, силтстрайдеры, пропыленные цепочки гуарьих и пеших караванов. Пуп мира — каменные помосты под навесами из вылинявшего полотна. Столбы с баральефами Триединых — уменьшенные копии колонн Призрачного предела. Запах пота и благовоний, шорох шагов, охрипший глашатай, сдавленный плач…

Передернув плечами, Аррайда сорвала со стены надорванный клочок пергамента. С трудом читались рыжие буквы: «Разыскивается беглая рабыня из Сурана…». Перечислялись приметы и места, где беглянку видели в последний раз. Указавшему теперешнее местонахождение или схватившему и возвратившему девушку в «Дом земных наслаждений», госпожа Дезель, хозяйка заведения, сулила награду. Судя по виду, объявление висело здесь давно; Аррайда перечитала его еще раз и пустила по ветру. Настроение ее испортилось. Неприятно было думать, что в городе Вечных стражей — защитников от ужаса Красной горы, лучших воинов Дома Редоран, Дома благородства и мужества, — продают живых людей, приравненных бочкам со смолой или полотну. И она, Аррайда, ничем не может помочь. Не может изменить проклятые тысячелетние традиции и подписанный Тиберием Септимом Закон о Перемирии, в котором подтверждалось право данмеров на владение рабами и работорговлю.

Наемница резко повернулась к рынку спиной. У первого встречного спросила, как добраться до ближайшей таверны, где сдаются комнаты, и ей словоохотливо объяснили, что такая таверна — «Приют Велота» — ну просто рукой подать, тут спуститься и там пройти в двери и по коридору прямо. И снабдили совершенно ненужной информацией, что там любят останавливаться паломники по дороге к священной горе Канд и Ассарнибиби — месту рождения благословенной Альмалексии от девяноста девяти любовников Боэты. Наемница едва сдержала истеричный смешок, поблагодарила говорливого гида и отправилась в указанном направлении. Насчет «подать рукой» данмер слегка приврал, но таверна и впрямь нашлась. Было в «Приюте Велота» что-то от вивекского «Черного шалка» — паломники обоих полов с золотыми трилистниками на шапках, суетливые местные выпивохи; авантюристы; мастеровые, пришедшие пропустить чарочку. Вот только в Молаг Маре сквозила изо всех щелей непонятная тревога, и те, кому бы давно находиться в пути, медлили, заполняя таверну, так что хмурый хозяин едва отыскал для гостьи свободную комнату.

Отпер полукруглые двери, вручил Аррайде тяжелый ключ. Выслушал просьбы насчет обеда и горячей воды и, сухо поклонившись, ушел.

В комнате со стенами и сводами серого ноздреватого камня и единственным и привычным уже ярким пятном на прикроватной консоли — томом «Утешение в молитве» — ничего особенного не было. Зато воды хозяин не пожалел. Его намек, что можно спуститься в общественные бани на уровне каналов, остался без ответа, и данмер прислал Аррайде двух дюжих парней. Они закатили в комнату тяжелую кадь и по верхнюю кромку наполнили водой. От кади пахло распаренным деревом, по поверхности плавала сероватая пена. Наемница заперла двери изнутри, оставив ключ в замке, разделась и влезла в воду. Та доставала до шеи и была в меру горячей, кадь оказалась удобной и просторной, и Аррайда задремала в ней, едва начав расчесывать до хруста вымытые волосы. Гребешок выскользнул из ладони и с плеском ушел на дно. Наемница вскинулась, выбралась из кади, замоталась в одеяло и вытянулась на серой сырой постели, не обращая внимания на попискивание крысы в углу и шаги в коридоре. Спала Аррайда крепко, но недолго. В двери постучали, воду вычерпали, кадь выкатили и принесли обед. Девушка без аппетита поковырялась в каше, сдобренной вареньем из коммуники. Запила ее кислым вином и стала приводить в порядок снаряжение.

За такими монотонными занятиями, как полировка клинка и рихтовка наруча, Аррайда успокоилась, и ее вновь потянуло на люди. Возможно, это желание было бы не столь сильно, возвращайся она из Холамаяна, тайного укрытия жрецов-отступников, на баркасе «Полосатом», а не в одиночку по пепельной степи. Но еще прежде договорилась наемница встретиться на исходе луны с Черримом в Молаг Маре, и не стала делать крюк через Эбенгард.

Перво-наперво Аррайда взобралась к высоко подвешенной лампе и прицепила к ней сумку-невидимку с утраченными пророчествами. Судя по количеству пыли и паутины, протирали лампу нечасто, так что документам ничто не угрожало. Аррайда тоже постаралась не оставлять следов. Сказала быстро и испуганно взбирающемуся по паутинке паучку: «Я твой дом не трону, не надо меня бояться». И покраснела.

Ну вот, совсем одичала в одиночестве, если с паучком разговаривает. Девушка мягко, практически бесшумно спрыгнула вниз.

Полный доспех она решила не надевать, натянула бахтер с подстежкой, взяла нож и «Погибель магов». Заперши комнату, поднялась в полутемный обеденный зал «Приюта» и нашла себе местечко у стены, устроилась за столом. Ей подали мясо с овощами и подогретый флин. Проводя в тарелке ручьи из кровавого, остро переченного соуса, Аррайда оглядывала закопченные своды… Подпирающие их столбы, резьбу на изогнутой стойке и каменных столешницах… Коптящие масляные светильники. Болтающих и жующих посетителей… В углу напротив паломники оживленно шумели, сдвигая столы. Наемница протолкалась между ними и оказалась лицом к лицу с миниатюрной данмеркой в линялом плаще, послужившей источником суматохи. Та коротко, исподлобья, зыркнула на Аррайду и отвела глаза. Скинула плащ и легко вскочила на стол. Рокотом висящего на поясе барабанчика из толстой шкуры гуара привлекла к себе внимание.

Посетители жадно уставились на узкую голову с рыжей челкой и тощей, мечущейся косой. Нагие руки и плечи; едва прикрытую тканью грудь. Черный жесткий лиф, переходящий в узкую юбку с разрезами, сквозь которые то и дело мелькали крепкие голые ноги.

Танцовщица расставила руки, и по серой коже словно прошла волна — от кончиков пальцев правой до кончиков пальцев левой. И назад. И снова. Без капли магии — но это казалось чудом. А потом, чуть слышно постукивая пяткой, изогнулась так, что груди сосками уставились в зенит, и плавно завертелась вокруг собственной оси. При этом руки плясуньи продолжали двигаться, точно плетя невидимое кружево, и смешно подпрыгивала рыжая коса.