Ника Ракитина - Завтрашний Ветер. Луна-и-Звезда [СИ]

Ощущение тоски и одиночества было вовсе не таким сильным, как Аррайда боялась. Ровный бег гуара приносил радость, обещая новые события и встречи, оставляя зловещую тень Когоруна позади.

Второй привал они устроили ближе к закату, в одной из ложбин, где булькающий грязевый колодец осеняли листья и багряные цветы огненного папоротника. Аррайда наклонилась раздуть костер, сложенный на старом кострище, который никак не хотел разгораться. То ли это была мелкая пакость Звездочки, сидящей по другую сторону и ко времени шепнувшей заклинание, то ли случайный порыв ветра запорошил пеплом глаза. Побежали слезы. Аррайда отодвинулась от костра. Постаралась держать глаза открытыми, чтобы слезы вымыли пыль. Резь не проходила.

Бросив возиться с костром, Сул-Матуул развернул наемницу лицом к себе. Заглянул в красные, слезящиеся глаза. И, пока Аррайда не успела опомниться, провел языком с внутренней стороны век, вынимая пылинки.

— Здесь часто такое бывает. Погоди.

Ашхан сел к солнцу спиной. Уложил девушку головой себе на колени. И стал закладывать под веки мазь, по капельке вынимая из костяного коробка.

— Это древний рецепт. Такую готовили еще для Аландро Сула.

Он прикрыл глаза наемницы платком.

— Полежи так немного.

— А он кто? Ты призвал представителей племен собраться у его могилы…

— Он щитоносец Неревара. Ты слыхала «Пять песен о короле Вулфхарте»? Их часто пересказывают у наших костров. Там есть и шестая, тайная песнь. Как Неревар принес на Красную гору клинок, скованный из звона лунной тени, чтобы сразить Лорхана и Вулфхарта, его союзника.

Звуки и запахи были сейчас особенно резкими. Хриплый присвист костра, вонь смолы и сажи. Короткое дыхание Звездочки по ту сторону. Отдаленное бульканье грязи в колодце. Шаги. Скрип чешуй на панцире Сул-Матуула, когда он двигался. И голос:

— Рядом с владыкой были Думак, вождь двемеров, с божественным молотом, и Аландро Сул, сын Азуры, одетый в призрачную броню. Вулфхарт сразился с Сулом, но не мог его убить, и сам умер от страшных ран. Но до того успел ослепить противника.

Ашхан перехватил руку Аррайды, не давая сдернуть платок.

— Когда Неревара убили, Сул бежал от мести Триединых, потому что был свидетелем их предательства. И с тех пор жил с нашим племенем, и его имя стало для нас священным. Говорят, Щит теней тоже ему принадлежал. И Аландро Сул перед смертью велел отнести его в недра Когоруна — то ли в память о победе и поражении, то ли как испытание для будущих воинов.

— У него был совсем другой щит, — вдруг сказала Аррайда. — Овальный, ростовой, с заостренным нижним концом, чтобы упирать в землю. Из «крови Вварденфелла», эбонита. Полупрозрачный… черно-лиловый… С золотым узором по краю, как от сплетенных веток.

Слова текли так же, как мгновенно и ярко выспыхивали в голове воспоминания.

— Он прикрывал меня… Враги подошли очень близко. Толкнули в низ щита, коварный удар… И когда Сул повалился вперед, ударили по голове.

Шипел и плевался искрами костер. По ту сторону костра шипела Звездочка. Но это было не важно. А важна картина, где мальчишка, прикрывавший Аррайду, падает под ноги, а сама она сечет вражеские руки коротким двемерским клинком и хрипло кричит, чтобы Сула вынесли из боя.

— Он выжил, — отозвался ашхан чуть погодя. — И даже имел детей.

— Тебя назвали в его честь?

— Да.

Наемница проснулась у огня, закутанная в шкуры, когда ее осторожно потрясли за плечо. Девушка не помнила, кто снял с нее доспехи и кто устроил постель. Глаза совершенно не болели. Льдистая степная ночь ткала туманности над головой. Величаво двигались луны. Пока Аррайда влезала в эбонит, данмеры загасили костер и сворачивали лагерь.

Управившись, отряд поскакал сквозь степь, а потом по зализанному волнами песку вдоль берега, чтобы свернув в распадок между холмами, оказаться в становище Уршилаку. Последствия скачки давали знать о себе: ногиподгибались, окостеневшие мышцы просили отдыха. Какое-то время Аррайда стояла, держась за седло, бездумно глядя, как разыгравшийся ветер рвет и треплет пламя факелов на столбах ворот. Тучи неслись так низко, что едва не цепляли копья стражников.

Дальше была тьма кромешная. Все звенело и шуршало. Ветер норовил сбить с ног, пока они шли до середины поселения, и приходилось кланяться ему навстречу. Добравшись до шатра провидицы, Аррайда заснула, едва коснувшись подушки щекой.

В полдень Нибани Меса бесцеремонно растолкала ее и поднесла чашу с горьким содержимым.

— Это гуарье молоко с травами. Не кривись, пей. Оно укрепляет силы.

Наемница выпила, давясь.

— А теперь вставай! У тебя есть пол дня, чтобы поесть, умыться и привести себя в порядок. Искупайся в море, если холода не боишься. А как стемнеет, чтоб была у шатров старейшин. Не вздумай опаздывать! Ну! Встала-пошла!

Аррайда сжала запястье провидицы:

— Спасибо, Нибани.

Данмерка взглянула на нее и с сомнением покрутила головой. Вручила корзинку с чистой одеждой, полотенцем, мылом и мазью для ноющего тела. И вторую — с обедом. Прибавила к этому меч и пару ножей и бесцеремонно выставила гостью за порог.

Издевательство над собственными ногами, которые наемница мяла, терла, шлепала, щедро намазав жгучей мазью, подействовало. Теперь она могла не только брести на полусогнутых, но идти и даже бежать. Аррайда с удовольствием искупалась и, выстирав одежду, растянулась на прогретом солнцем песке. Ночная буря улеглась, небо было синее, море цвета зеленоватого балморского стекла. Нахальная серо-коричневая чайка бочком подпрыгала к корзинке с обедом. Девушка сыпанула в нее горсть песка. И подумала, что непременно поныряет в море за жемчугом, когда будет время и запас зелий водного дыхания. А пока можно просто лежать на песке и слушать прибой.

Казалось, прошло совсем мало времени, но солнце, бросившее по воде золотую полоску, розовея, укатывалось к окоему. Аррайда собрала вещи, закинула клеймору за плечи и побежала наверх в холмы, размахивая корзинками, оставляя в мягком пепле следы босых ног. А по лагерю шла уже чинно, отвечая на улыбки и приветствия, поглядывая под ноги, чтобы не пораниться ненароком.

Нибани Меса встретила ее беззлобным ворчанием. Поставила перед наемницей ужин. Дождавшись, пока поест, помогла вычесать песок из волос и надеть доспехи. Осмотрела. Выдохнула:

— Иди.

Пламя большого костра освещало белый войлок и лица старейшин, точно выточенные из камня. От костровых отблесков они стали походить на кроваво-серую яшму.

А там, где круг шатров размыкался, полукольцом теснилось племя. Все, кроме младенцев, стражей и ушедших на многодневную охоту и в разведку. Разговоры постепенно стихали, движения прекращались, напряжение нарастало, и только светящиеся над головой туманности и искры звезд были спокойны, как всегда.