Ника Ракитина - Безликая [СИ]

— Заберите, в Цитадели посмотрим, — распорядилась рыцарь-командор и шагнула за Филогетом. — Что ты нашел?

— Девичью усладу. Прялку, ткацкий стан, пяльцы с вышивкой.

Он поднес полотенце к лучу, разглядывая крачек, но не сереньких, а небывало ярких, красно-синих. Коснулся иглы:

— Блестит. Если бабка приходила сюда рукодельничать, потемнеть уже должна была. Или это внучкино? А там что?

За следующей аркой были спальня и кладовая. Несколько овчинных кожухов, наваленных на каменное ложе, лоскутное одеяло и подушка в наволочке с розами по желтому полю. Рядом кувшин с водой, гребешок с застрявшим волосом. Мешки и корзины, расставленные и разложенные вдоль стен. Круглый очаг, обложенный камнем. Пепел в нем остыл, но отсыреть не успел. На скамеечке стоял котелок с просяной кашей, из каши торчала ложка.

В большой корзине лежали дрова и щепа с корой для растопки.

— Сюда! — позвал Берт. — Вы главного не видели.

Отодвинул ногой с дороги пустую железную шкатулку с вывернутой крышкой. И сдернул покрывало с клетки, поднятой на столбы.

— Не ту курочку темнейший унес, — хмыкнул Квадрига, обретая способность говорить. — И ясно, почему за ней выводок цыпляток не бегает. Какой петух польстится на такое?

Курица зыркнула на него круглым желтым оком и клацнула железным клювом. Дыбом стоял кровавый гребешок, болталась бородка. Между редкими перьями серела кожа. Тварь рыла когтистыми лапами соломенную подстилку, звякала цепь, прикованная к столбу.

— Смотрите: миска полна проса, воды до краев.

— И подстилка чистая, — Рагнейда кивнула. — И все это не магия.

— Выманим, — Берт потянулся к дверце одной рукой, приподняв вторую. И тут же сверху из темноты с воплем обрушилась женщина и, растопырив руки и ноги, повисла в воздухе.

— Срамота, — произнес мастер поиска, подозвав огонек и изучая бледное лицо, тощую вороную косу до колен и заплатки на лохмотьях, выполненные старательно и аккуратно. Старческое черное платье, болтающееся на тощем теле, было перепоясано веревкой, на ногах опорки, подвязанные ремешками; овчинная безрукавка. И без платка, значит, незамужняя. А в огромных глазах плещется дикий страх. — Знаешь, что бывает тому, кто нападет на мага?

— Отпусти! — сказал Квадрига резко. Рагнейда кивнула. Берт опустил руку, и незнакомка упала на руки и колени, а потом вовсе вниз лицом перед Рагнейдой, темным инстинктом угадав в ней главную, тоненько подвывая и дрожа всем телом.

Филогет встал рядом с чернокосой на колени, обнял, гладя по спине:

— Тише, тише, никто тебя не обидит. Кто ты?

— Мамка убьет за куру, мамка. Плохо будет и мне, и Мышке!

— Кто твоя мамка?

— И-и-и… — заскулила женщина тоненько, как щенок. Берт скривился.

Рагнейда опустилась рядом с Квадригой, развернула незнакомку к себе, удерживая за плечи. Филогет вспомнил, как когда-то ведьма копалась у него в голове, словно липкими горячими пальцами перебирая мысли.

— Не надо!

— Я ей помочь хочу.

Совиными зенками заглянула страдалице в глаза. Та перестала трястись и икать, и смотрела почти осмысленно.

— Как тебя звать?

Курица наверху утробно заклохтала.

— Пеструшка.

— Не курицу, тебя.

— Нэнна… Вель.

— Мышка твоя дочь?

Женщина дернулась:

— Мамка говорить не велела!

— Мне можно, Нэнна. Мне ты все можешь сказать.

— Она ей сказала, что я умерла. Но я же не умерла…

Крупные, как горох, слезы, покатились по щекам.

— Она ходит тихонько, маленькая, в любую щелочку проскользнет.

— Я… знаю.

— Это для дознавателей, рыцарь-командор, — вмешался Берт. — Я не понимаю, как вы вообще можете…

Он нервно вытер руки о мантию.

— Если вы брякнете, что Наследница волка превращается в мышь, вас первого в городе засмеют, — подсказал Квадрига.

— Заткнитесь, оба! — не отпуская глаза Нэнны, бросила Рагнейда.

— Я просила Эриль вернуть, знала, что придут. Но она такая непослушная, — губы женщины тронула слабая улыбка. — Снова бегает где-то. Вот, — она показала руку, украшенную знакомым Квадриге колечком. — Туркус, девичий камень. А мамка перестала приходить. Совсем. Как камни нападали. И еда кончается. Я сварила себе Пеструшкино пшено, немного. Но я отработаю! И яички Мышке бить не позволю.

— Островок золотом ты украсила?

— Я уберу! Все назад верну в шкатулку. Но мамки нет. И нитки кончились.

— А часто она приходила?

— Когда раз в два дни, когда в три. Приносила рукоделие, чтобы руки занять. Яйца забирала. Мышка егоза, когда маленькая была, их била. Не хотела сестричек или братиков.

— Что, решила, что эта тварь — ее мама? — не выдержал Берт.

— Ей сказали, что я родами умерла. Вот и боялась.

— Ну и каша в голове у этих людей!

— И что, — не обращая на него внимания, наклонился к Нэнне Филогет, — ты уйти не пробовала?

— Мамка нас поймала бы. И Пеструшку в суп бросила.

— Откуда у тебя Пеструшка?

— Не помню.

— Вспоминай. Я помогу, — уставилась ей в глаза ведьма.

Нэнну снова заколотило. Но дрожь быстро успокоилась.

— Любимый… — произнесла она не своим голосом. — Злые маги хотят навредить любимому. Я должна помочь любимому. Спасти самое дорогое, что есть у него.

— Ночь.

— Гроза, страшно. Сторож спрятался в шалаш.

— Брод.

— Вода по пояс, тропинка, корни. Молнии!

— Курочка.

— Унесу. Спасу. Папа, мама, откройте! Это я!

Рагнейда коснулась лба Нэнны:

— Отдыхай!

Та глубоко вздохнула и улеглась, положив руку под щеку.

— Я подниму их и убью еще раз, — сквозь зубы бросила Рагнейда.

— Вот дура девка! — скривился мастер поиска. — Другая бы давно подземный ход прокопала и сбежала со всеми сокровищами.

— Бывают и честные люди для разнообразия, — Квадрига поднял Нэнну на руки и унес на постель. Заботливо укрыл.

— Что теперь?

Рагнейда глянула исподлобья:

— Пусть остается здесь пока. Где ей привычно и спокойно. Надо ей еды принести, дров, одежду.

Сорвала фиал с пояса и стала жадно глотать содержимое.

— Мышка не оборотень. Маг-метаморф. Редчайшее явление. Ей не нужна кровь, чтобы превращаться. И она не боится серебра.

— Угу.

Квадрига легко, как пушинку, поднял ведьму на руки.

— Сейчас мы выйдем наверх, ты отдашь распоряжения, и я заберу тебя в «Удавленника». День был тяжелым и длинным. А ты хоть иногда должна отдыхать.

К вечеру разгулялся ветер. Гремел ставнями, дергал занавески. Казалось, за ними ворочается кто-то тяжелый, пытаясь забраться в комнату. Но не может совладать с тяжелым бархатом и лезет в трубу, заставляя огонь прятаться под дрова, наполняя комнату едким дымом. И вино с пряностями тоже горчит.

Рагнейда брякнула о консоль донцем кубка.

— Как он мог променять собственного ребенка на золотые яйца?! Он, маг!