София Серебрянская - Кровь королей [СИ]

Водяная Лилия. Ворон. Древо и Стрела… Вот, наконец, последняя плита. После того, как на них попадала кровь, плиты начинали сиять ярче: похоже, наложенная века назад магия готовилась вновь распахнуть ворота, хранящие страшную тайну, которая может изменить будущее всего этого мира… Или, по крайней мере, Эсталара.

— Не бойся, — голос Рахеля подтолкнул эльфа в спину, заставляя поторопиться. Плотнее сжав зубы, Ниэмар провёл по руке лезвием ножа, стараясь не думать о том, что делает. Полоснуть по коже ножом просто, если не думаешь о боли, которая непременно последует…

Тёмно-красная капля сорвалась с руки Ниэмара, с отвратительно громким и гулким звуком падая на пол. И в тот же миг ворота начали открываться — без шума, без лишних звуков, словно боясь привлечь к себе внимание непосвящённых. Что сейчас будет? Вдруг там, за дверью, какое-нибудь чудовище, как в древних сказках?! На всякий случай Ниэмар сжал не порезанной рукой запястье Рахеля, но паника оказалась напрасной: за дверью лишь обнаружился ещё один зал, не такой и большой, как можно было бы подумать — абсолютно пустой. Ни книг, ни хотя бы каменных табличек, которые могли бы прояснить ситуацию. Лишь его стены были украшены множеством надписей на непонятном эльфу языке.

— Ты можешь это прочесть? — обращаясь к Рахелю, спросил рыжеволосый аристократ. Юноша-химера сделал шаг вперёд, проводя узкой ладонью по запылённым стенам. Он ощупывал каждую букву, будто слепой, и через пару мгновений тихо проговорил:

— Письмена Голоса. Нельзя прочесть, только слышать… Послушай их!

Не совсем понимая, чего хочет Рахель, рыжеволосый аристократ приблизился и дотронулся до жёсткого, шершавого камня. На мгновение ему показалось, будто камень пульсирует — совсем как живое существо…

… Мы были первыми.

Ниэмар отшатнулся, пытаясь понять, что это было. Рахель? Нет, голос совершенно другой, да и химера не дотрагивался до него. Видя реакцию Ниэмара, сын рода Коирит улыбнулся:

— Не бойся. Слушай их.

Ниэмар снова приблизился к каменным надписям, касаясь их рукой и закрывая глаза. Он позволял потоку, заключённому в этих древних стенах, нести себя…

Все мы родились из чёрной крови.

Мелькали чужие мысли, голоса, звуки… Всё это словно соткалось в некую причудливую музыку, что сродни морским волнам: она укачивала в своих объятиях, несла куда-то вперёд, позволяя поймать обрывки чужих слов и сновидений, зарыться в них без остатка, вдохнуть тот же воздух, что и те, кто некогда заключил здесь эту страшную тайну…

Почему-то разом опустилась на Ниэмара вся безысходность, все страдания тех, кто погиб из-за этой, некогда спрятанной, тайны. А ведь их было много. Сотни… тысячи. Проглотив вставший в горле ком, рыжеволосый аристократ непонимающе уставился на Рахеля:

— Значит, это правда? Все мы… Все мы пользовались правом Перворождённых незаконно? Первым был твой народ! Вы не появились после, как результат смешивания крови. Это мы… появились после вас.

Вроде бы такая незначительная деталь, глупая и несущественная многие годы назад… Но сколькое она изменила в Эсталаре! Ведь именно по праву Перворождённых эльфы держали остальные расы на положении своих рабов, именно по этому праву считали своим долгом управлять жизнью «неразумных» сородичей, очернять их в глазах своих детей и внуков. Весь привычный уклад, сами его основы, оказались насквозь ложными — так же, как и его мнимое превосходство над «дхаллас». Выходит, он сам — большая грязь, чем любой из химер? Нет, Ниэмар без колебаний признал бы себя чем-то низшим, если бы все химеры походили на Рахеля. Но счесть, что он хуже диковатой Селены и грубого Алрира?! Нет уж, спасибо.

— Мы… первые, — дрожащим, непонимающим голосом проговорил Рахель, что окончательно заставило дотронувшегося до его руки Ниэмара увериться в правдивости начертанных на стенах слов. Даже химере не сыграть той дрожи, того непонимания, что охватило его…

— Если узнают… Будет война, — побледневшими губами прошептал Рахель. Ниэмар, с трудом справившись с эмоциями, тряхнул головой:

— Но ведь… ведь это рассчитывала найти твоя сестра, верно? Значит, наше дело — рассказать ей и остальным об этом. И позаботиться о том, чтобы это знание не было утрачено.

Рахель недоумённо посмотрел на рыжеволосого аристократа:

— Не солжёшь? Не убьёшь меня?

Его меняющие цвет глаза сейчас казались такими напряжёнными… В какой-то момент в голове Ниэмара мелькнула безумная мысль, что всё происходящее — лишь какая-то проверка для него. Бросившись вперёд, он прижал к себе юношу-химеру:

— Ты сдурел?! Убить… тебя?!

Слова были не нужны: Рахель и сам чувствовал боль в сердце Ниэмара, его тоску по прежнему миру, желание сохранить существующее положение дел… И то, как он заставляет себя принести всё это в жертву.

В жертву народу своего возлюбленного…

Никогда раньше Ниэмар не чувствовал себя настолько жалким, как сейчас, под пристальным взглядом Селены. Так, наверное, чувствует себя кролик перед застывшим в предвкушении хорошего обеда удавом. Вроде бы знакомые глаза — такие же, как у Рахеля — не вызывали схожих тёплых эмоций. Лишь желание спрятаться, уйти как можно дальше.

— Значит, правда! — звонко воскликнула Селена, напоминавшая Ниэмару бешеную собаку, сорвавшуюся с цепи и ошалевшую от неожиданной свободы. Простая сука, какую неплохо было бы пристрелить. И это — сестра Рахеля? Его Рахеля?!

Алрир, слышавший весь разговор, принялся метаться по комнате. Судя по тому, сколь энергично он размахивал руками, он посылал поток своих эмоций к Селене: для химер это, наверное, высшая степень владения своей речью — общение без прикосновений, умение направлять поток другими путями.

… Что с ним делать? Он нам не нужен.

Сообразив, что Ниэмар услышал его мысленную реплику, Алрир замер и недобро покосился на эльфа. Этот взгляд, как и горящие фанатичным огнём глаза Селены, не сулил рыжеволосому аристократу ничего хорошего.

— Теперь они поймут! Теперь поверят! — торжествующе возопила сестра Рахеля, в каком-то первобытном восторге потрясая в воздухе кулаками. Малыши, возившиеся до того на полу, заплакали, но мать не обратила на них никакого внимания, продолжая свою речь, явно обращённую к Ниэмару:

— Теперь-то твари должны будут молчать! Теперь мы будем высшими! Они жгут наших детей — мы сожжём их!

При этом на плачущих под боком детей пламенная революционерка не обращала внимания: видимо, она не умела мыслить конкретно. Лучшее будущее, судьбы целого королевства — это достойная тема для обсуждения. А вот конкретные младенцы, напуганные поведением собственной матери — это слишком мелко.