София Серебрянская - Чёрный нефрит [СИ]

Вэй Юн торопливо закивала:

— Я слышала, что девочки, когда вырастают, становятся чьими-нибудь жёнами; а ещё — что заклинательниц, женщин, очень мало. Только просто жене никогда не стать заклинательницей, а заклинательница может быть и женой тоже — я так думаю. Мама ведь была и тем, и другим.

Острая тоска уколола сердце; Цзян Фэн Мянь хотел отговорить девочку, объяснить, что ей вовсе не обязательно так рисковать, что он непременно устроит её судьбу наилучшим образом и найдёт достойного супруга, который позаботится о ней… Вэй Юн широко улыбнулась и протянула ему подаренный гребень:

— Пусть непросто, но я буду стараться! Только тогда пусть он лучше побудет у вас, чтобы не потерялся.

В широко распахнутых глазёнках читалось желание немедленно мчаться навстречу той будущей жизни — и Цзян Фэн Мянь удержал уговоры внутри. Если в ребёнке сохранилась хоть малая доля той гордости и упорства от Цзан Сэ Саньжэнь, она не отступит, как ни проси. И меньшее, что он может сделать — это поддержать её на избранном пути.

— Раз так, будешь тренироваться вместе с моим сыном.

Вэй Юн восторженно подскочила, едва не запнувшись о длинный подол, и с криками: «Я буду заклинателем!» побежала через двор. Янь Ли засмеялась, прикрыв рот ладонью. Картина в самом деле была потешная, но Цзян Фэн Мянь с трудом мог улыбнуться.

Деревянный гребень, быстро впитавший тепло детской руки, вдруг показался ему раскалённым и жёг пальцы.

Письмо к достопочтенному господину Лань Ци Женю от Цзян Фэн Мяня, главы ордена Юн Мэн Цзян.

«Вновь позвольте поприветствовать Вас, господин Лань Ци Жень; я осознаю, что письмо моё, уже третье за месяц и двенадцатое с начала весны, может причинять Вам некоторое беспокойство, однако я так и не получил от Вас однозначного ответа, ввиду чего осмелюсь написать снова. Предмет моей просьбы неизменен, и касается он обучения моих сына и воспитанницы.

Да, я помню слова из Вашего предыдущего письма и то, что Вы согласны принять Цзян Чена, но высказываете серьёзные опасения касательно Вэй Ан Ю. Вы спрашиваете: осознаю ли я возможные последствия от пребывания девушки среди адептов Гу Су Лань. Осознаю и ужасаюсь перспективам — сказал бы я, если бы речь шла о каком угодно мужском обществе кроме Вашего славного ордена, выходцы из которого всегда славились поразительной выдержкой и строгой дисциплинированностью. Вэй Ан Ю сильна, умна и талантлива. В корне всех ошибок, совершаемых ею, лежит неспособность сосредоточиться на самосовершенствовании, а также некоторое неумение держать себя в рамках общепринятых правил. Это совершенно не касается, впрочем, того, чего Вы хоть и негласно, но так непрозрачно опасаетесь: Вэй Ан Ю вполне способна держать дистанцию и не сближаться сильнее, чем дозволено. Ко всем юношам в своём окружении она испытывает исключительно дружескую привязанность; пускай я не могу утверждать, как она поведёт себя вдали от дома, но могу сказать, что здесь, в Юн Мэне, моя воспитанница ни разу не дала повода усомниться в своём благочестии и благоразумии.

Возможно, Ваши сомнения проистекают не из желания упрекнуть Вэй Ан Ю, но из неуверенности в собственных адептах — но и этих сомнений я не могу разделить. Основа основ Вашего ордена — самоконтроль; тот, кто может гордо именовать себя его членом, никогда не позволит себе недопустимого по отношению к девушке. Если же Вас пугает возможная перспектива нападения на мою воспитанницу в близлежащей деревне — позвольте напомнить, что её таланты распространяются не только на заклинательство, но так же на стрельбу из лука, владение мечом и приёмами рукопашного боя.

Я писал ранее о некоторой несобранности Вэй Ан Ю, но ни в чём я так не уверен, как в её желании быть первой среди первых, тем более ценным, что лишённым стремления унизить противника. Видя перед собой достойный пример для подражания, она непременно пожелает превзойти его, и я не наблюдаю ни в своём окружении, ни где-либо ещё более подходящего для неё места обучения, чем Облачные Глубины, где превосходить придётся в строгости нравов и сдержанности, а не только лишь в воинском и заклинательском искусстве. За каждое слово, написанное здесь, я готов отвечать своей честью и жизнью.

Лань Ци Жэнь, дочитав до конца, душераздирающе вздохнул, отправил письмо в стопку к остальным и долго сверлил тяжёлым взглядом замершего в ожидании гонца, пока, наконец, не решился:

— Передайте достопочтенному господину Цзян Фэн Мяню, что его сын и воспитанница могут прибыть вдвоём.

Гонец, необычайно довольный для лица незаинтересованного, удалился. Лань Ци Жэнь устало посмотрел вслед. Что-то подсказывало, что он об этом сильно пожалеет.

Вэй Ан Ю могла вывести из себя кого угодно; в каком-то роде, это было её любимое занятие. Кому угодно понравится наблюдать за тем, как сквозь бесстрастные лица проступают понятные человеческие эмоции — пусть даже это злость или раздражение. Тем более, по своему разумению, она не перегибала палку. Если только совсем чуть-чуть и не со зла. И вообще, ничто не становится более замечательным источником вдохновения, чем дикие фантазии, блуждающие в головах у самых благочестивых людей. Не далее как вчера она подслушала беседу старших адептов: они говорили, что учитель сильно жалеет о своём решении принять «эту смутьянку». Прислонившись ухом к стене, Вэй Ан Ю узнала о себе много новых интересных подробностей. Особенно ей понравилась та часть речи, где кто-то из адептов предположил, что подобным поведением она может привлечь к себе внимание злого духа, которому по легкомысленности, конечно же, не сможет противостоять. Там было ещё что-то о том, что она начнёт соблазнять всех направо и налево, а её голова по ночам будет передвигаться отдельно от тела. А ещё заклинатели — как будто не знают, что это так не работает…

Она не обиделась, совсем нет, тем более что разговор натолкнул её на совершенно чудную идею, как ещё на шаг приблизить нервный срыв Лань Чжаня, под надзором которого вот уже много дней она переписывала книги. Что-то о гармонии и прочих вещах, которые, конечно же, очень важны, но ведь нельзя же занимать ими всё свободное время! Вэй Ан Ю не знала, как это у остальных, но лично она в процессе переписывания чужих мыслей только теряла собственные. Не хотелось бы верить, что это и было самоцелью.

Перед входом она напоследок остановилась — убедиться, что ничего не забыла. И только затем величаво вплыла в библиотеку с хитрой улыбкой от уха до уха, представляя, как слетит маска спокойствия с каменного лица Лань Чжаня.