Ольга Хмелевская - Дар. Золото. Часть 2

Тихо, настойчиво. Торопил даже. Ни дракон, ни оборотень ничего не «слышали», что удивило. Если это ментальный зов, то дракон должен был первым «услышать».

Повязав широкое полотенце вокруг бедер, я кое-как обмотал чистой тряпкой ступни, сунул в сапоги ноги – надо будет научиться у кошака нормально портянки наматывать – и, выйдя на воздух, поспешил вдоль забора к дому.

4

Ветер, подувший с гор, разогнал в ночном небе тучи, и звезды, замигавшие над головой, высветили фигурку женщины, сидящую на крыльце.

Заметив меня, она встала и протянула сложенную одежду.

– Это я тебя звала, гном.

Я споткнулся о лежавшую под ногами псину, нагло развалившуюся у крыльца, и машинально взял сверток.

– Будешь исправлять, что натворил. Пойдем.

Моего ошарашенного лица она не видела. Поднялась по крыльцу и уже открывала тяжелую дверь.

– Быстрее.

Я опомнился и, перескакивая через ступеньку, поспешил за ней.

В комнате, где лежал вымытый Саня, еще ощущался тяжелый запах, но уже не сшибал с ног.

– Одевайся, – нетерпеливо приказала Насья, видя, что я пялюсь на тело, лежащее на столе. Как говориться, краше только в гроб кладут.

Путаясь в завязках, я влез в просторные шаровары, в такую же огромную рубаху и кое-как подвязал скрученной пенькой отвисшую ткань.

Пока я возился с веревочками, женщина лучиной зажгла масляную лампу и подвесила ее над столом.

– Твоя работа? Что ты делал, помнишь? – она показала на жуткий шрам, идущий по Саниному животу вдоль ребер и пересекающий их в районе грудины. Сначала я кивнул, потом помотал головой. Ну, как спросила, так и ответил. И что я могу помнить, если тогда сам чуть не сдох?!

– Какой цвет видел, когда лечил?

Пришлось протолкнуть комок, застрявший где-то под языком.

– Зелень… к-х… – еле выдавил я, – мельтешили зеленые нити. Травянистые.

– А какие с детства видишь?

– Зеленые… то есть изумрудные.

– Сколько цветов увидел тогда?

– Все.

Насья уставилась на меня недоверчиво, но тут же спросила:

– Черные видел?

Я пожал плечами, а знахарка пробормотала:

– Ладно. Обойдемся.

Она метнулась к ветхому сундуку, стоявшему в дальнем углу и, покопавшись, достала оттуда крохотный глиняный флакончик.

–Пей! – сунула мне его в руки.

– А это не…

– Пей!!!

На меня еще ни разу не повышала голос женщина. Тем более простолюдинка! Тем более шакарка, пусть и наполовину! Я попытался было возмутиться её непристойным, так сказать, поведением, но… она смотрела на меня так, что я сразу понял: ей чихать на то, что я мужчина, дворянин и человек. Ну, почти человек. Она знахарь!

Я вылил в рот содержимое флакончика. И тут же… поплыл… далеко-о… Как-то вот мне бы привязаться бы к… чему-нибудь… а то уплыву… куда-нибудь… Хорошо-то как!.. приятно…

Замельтешили… вокруг… меня.. разноцветные бабочки… мотыльки… канарейки… воробьи… вороны… Вороны?.. А откуда здесь вороны?..

– Эй! – раздался в ушах гром среди ясного неба. – Смотри на меня. Смотри. Сейчас пройдет. Потерпи.

Потерпеть? Ну-ка, что тут надо потерпеть? Это мы мигом, это мы сейчас…

Эйфория закончилась быстро. Хорошей оплеухой. Вот за что, спрашивается?

– Пришел в себя? Руки давай, – знахарка схватила мои ладони и с размаху пришлепнула к Саниному животу. Вернее к тому, что от него осталось после прилипания к позвоночнику, – что видишь?

Да ничего я не видел!

В следующее мгновение меня ударило разноцветной кувалдой. Точнёхонько по кумполу! Это знахарка так умеет?!!

– Что видишь?

Нет, эта злыдня отстанет от меня или…

Вот теперь я увидел. Лучше бы не видел, честное слово! Саня был буквально замотан в копошащийся клубок разноцветных змей. Толстых, светящихся. Они ныряли в него, ввинчивались, заползали и давили, сжимая его собственные жизненные потоки, которые еле-еле светились и грозили вот-вот потухнуть. Как я это увидел и откуда я это знал? Вопрос не ко мне.

– Змей вижу, – сцепив зубы, ответил я.

– Много?

– Да.

– Плохо. Ладно, попробуй их убрать.

Насья держала мои ладони в своих так крепко, что они побелели. Но я не чувствовал ни боли, ни чужого прикосновения.

Я пошевелил пальцами, и «змеи» отпрянули. Ловить их что ли? Начал ловить. Странно, но как только я схватил одну, она лопнула. Потом вторая, третья… десятая. Они лопались разноцветными кляксами, «пачкали» мои руки и исчезали. Одна за другой. Я потерял им счет. Я потерял счет времени. Я потерялся сам. Всё тянул и тянул из тела, лежавшего на столе, разноцветные ленты, пока не осталось совсем чуть-чуть. Но они убегали. Уползали от моих пальцев, скручивались, растворялись в основных потоках, прятались под энергетическими узлами. А я уже устал. У меня темнело в глазах, я качался из стороны в сторону, боясь, что знахарка отпустит меня, и я упаду.

– Много еще? – услышал ее голос издалека.

– Три, – еле выдохнул.

– Цвет, – кажется, она тоже была на грани.

– Фиолетовый… розовый… черный…

Она вздрогнула. Так сильно, что отпустила меня.

Ну… вот и пол рядышком…

1

Проснулся я от приглушенного бормотания еле слышимого за дощатой стеной. Звуки были неразличимы, кто-то явно старался говорить тихо.

В крохотное оконце, напоминавшее скорее вырубленную в старых бревнах бойницу, пыталось заглянуть полуденное солнце, и иногда задувал ветерок, наполненный солеными запахами близкого моря. Стекол в окне не было, заменяли его ставни, закрывающиеся на ночь изнутри.

Под боком у меня сладко посапывал Пончик, видимо решивший, что корзина не место для порядочного ханура, у которого есть хозяин. Особенно если этот хозяин накрыт толстым пуховым одеялом. Сам же хозяин, от попытки откинуть одеяло и встать, тихо охнул, потому как у него не осталось ни одной мышцы которая бы не напомнила о вчерашнем.

В изголовье лавки, на которой лежал я, стояла еще одна, где спал Саня. Тоже под пуховым одеялом. Тихо и спокойно. Осунувшееся лицо, заострившиеся нос и подбородок, сине-зелено-серо-дальше-не-определить-какой цвет лица, но он все же спал, а не пытался раньше времени удрать на Небеса.

Бормотание оказалось спором, грозящим вскоре перейти в громкую, и оттого хорошо слышимую, стадию. Спорили двое. Один голос был женским, другой детским, мальчишеским, рьяно пытавшимся что-то доказать.

- Эвон, рыла-то у них какие! Ненашенские. Не обеднеют на медьку-то. - тихо возмущался мальчишка. - Это мы тебе, тетка Насьяна, почитай задарма отдаем, а чужакам негоже!

- Так ты ж для меня её и принес! - громким шепотом напомнил ему голос знахарки.

- Но жрать-то будут они! – доказывал малец.

- А я, по-твоему, не буду?

Я кое-как поднялся, вышел босиком в прихожую и заглянул в соседнюю комнату. Мальчишке было на вид не больше двенадцати. В крепкой парусиновой куртке, таких же штанах, подвернутых до колен и без обувки. Перед ним, на полу, стояла небольшая плетеная корзина.