Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

— Идут! Идут! — вопил Вальд с вышки.

Действительно, шли — числом дюжины три, при оружии, многие в боевом облачении. Волки моря растянулись редкой цепью, обходя Сельхоф со всех сторон. Проверяли входы и выходы. Предводитель ехал могучей низкорослой коняге, с флажком на копье, притороченным к седлу. На голове хёвдинга блестел высокий шлем с наносником, украшенный перьями хищной птицы. Вот он затрубил в рог, и викинги споро подтянулись к воротам, зажигая огни.

— Кто вы будете и что вам тут надо? — спросил с вышки бонд.

— Меня называют Атли Ястреб, — гортанно прокричал вожак, — и никто не говорил, будто я не держу слова. Чьи тут владения?

— Тут хозяин я, Буссе Козёл, сын Барда Широкая Сеть из рода Селингов! А правит этими землями Арнгрим конунг сын Арнкеля. Думается мне, он не будет рад, коль узнает о твоих бесчинствах, Атли Ястреб!

— Я не стану спрашивать этого конунга, чему он там будет рад, — заявил Атли, — но тебе могу предложить хорошую сделку. Ты пустишь во двор меня и моих людей, мы переночуем и выберем себе пристойную добычу, а завтра уйдём, и ты долго о нас не услышишь, Буссе Козёл. Взамен же мы сохраним жизнь и свободу тебе и твоим родичам. Кажется, это неплохой обмен!

— Ты покуда не добыл козла, хотя уже делишь его шкуру! — засмеялся Буссе смехом обречённого. — Возвращайся на свою лодку подобру-поздорову, вот тебе мой совет.

— Этот козёл хочет, чтобы ему обломали рога, — пожал плечами вождь. — Так тому и быть.

И протрубил нападение.

Частокол был высок, а ворота — крепки, но их обложили хворостом, обмазали смолой и подожгли. Люди Буссе метали со стены стрелы и камни, но без особого успеха. Бросились тушить ворота, однако тут в ход пошли бородатые топоры викингов, и обгорелые, разрубленные створки рухнули на своих защитников. Викинги с рёвом ринулись в проём, и во дворе началось бестолковое кровавое побоище.

Надобно сказать, что Хаген в тот вечер благополучно, хотя и несколько скоропостижно распрощался с девственностью. Помогла ему в этом рыжая Альвёр, чьей благосклонности он добивался всё лето. Любовники как раз нежились на сене, когда рухнули ворота и кровь смешалась с пылью на подворье.

— Что там за ёж твою вошь? — промурлыкала девушка.

Хаген подтянул штаны, нацепил рубаху и вышел наружу.

Остолбенел.

А потом бросился назад со словами:

— Тут викинги! Рубят наших на куски. Спрячься и сиди тихо.

Альвёр только испуганно ойкнула и зарылась в сено, точно мышь в нору.

Хаген же застегнул пояс, вынул нож — тот самый скрамасакс, первую боевую добычу, взятую в морском сражении на «Скегле», — и, преодолев минутную робость, ринулся в сечу.

Что было потом — он плохо понял и ещё хуже запомнил. Больше всего это походило на посвящение, которое юноша прошёл в Гримхёрге. Те же кусочки жизни, разорванные огнями и тьмой. Вот рядом рухнул Бор — крепкий темноволосый парень, который тоже поглядывал на красотку Альвёр. Вот Амлоди, младший брат хозяина, бывший в юности хирдманом Асмунда Старого, ярла в Аскефьорде, стал с расколотым щитом против двух чужаков: одного ткнул в живот копьём, увернулся от второго, выхватил меч… А вот сын бонда, Болле, белый от тревоги и красный от крови, замахнулся топором — неудачно, викинг отступил на шаг, а затем разрубил юношу почти пополам. За него отомстил кузнец Торвальд, размозжив голову викинга молотом, а его сын Вальд подстрелил ещё одного хищника… Вот сам Хаген ударил кого-то ножом, от бедра, как учил Вихман, и тут же получил в ухо рукоятью меча. Пошатнулся, резанул в ответ, наугад, брызнуло в лицо, ткнул в бок, враг закрылся, нож увяз в щите, взмах меча — Хаген отскочил в последний миг, поднял обронённые кем-то из рабов вилы, снова ударил, снова — не в мясо, в дерево, а викинг отбросил испорченный щит, замахнулся, но Хагена закрыл Винги Лыко, вольноотпущенник, принялся рубиться с бывалым воином, неумело, хоть и яростно…

Конец этой кровавой пряди Хагену запомнился неплохо. Буссе Козёл ревел над мёртвыми телами своих людей, над родной землёй, осквернённой, истоптанной, из-под расколотого шлема струилась брага жизни, чёрная в сумерках, щит валялся под ногами вместе с отрубленной рукой, а в деснице хозяин сжимал бородатый топор. Этим оружием сражаются обоеруч, одной не удержать, но Буссе удержал — разбил щит Атли хёвдинга, сбил с головы горделивый ястребиный шлем, но когда вождь поднял двойную секиру, некому было прийти на помощь владыке Селингов: кто хотел, тот пал, а кто мог — бежал.

Вот уж это Хаген запомнил лучше, чем хотел бы. Как только запахло кровью, первыми бросились наутёк рабы. За ними подались хусманы, батраки, такие, как сам Хаген: эти надеялись до какого-то мига, что хутор выстоит и им заплатят за лето, но умирать за хозяина не хотели. Бранд Свистодуй, с которым Хаген вроде как подружился, на его глазах отбросил топор: «Чего стал, бежим!», но что позволено слуге, то запретно для внука короля, пусть и в изгнании. Бранд недалеко убежал: его треснули по затылку обухом топора, и он свалился в пыль.

А вот кто стоял за Буссе насмерть, так это вольноотпущенники. Те, кому Козёл позволил и помог выкупить свою свободу. Те, кто остался под его кровом и за его столом. Те, для кого глава рода Селингов стал отцом и вождём. И уж они-то пали все до единого над телом господина. Только израненный Винги Лыко стоял на ногах, обливаясь потом и кровью.

— Ты кто? — спросил его Атли, опираясь на секиру.

Вообще-то Винги был мастеровитым канатчиком, но ответил иное:

— Я — свободный человек.

— Ты недурно сложен, — заметил Атли, — я, пожалуй, сохраню тебе жизнь, коли станешь рабом.

— Я был рождён рабом, но умру как вольный! — воскликнул Винги, занося топор, но, разумеется, Атли его тут же зарубил.

— Остальных спрашивать не буду, — молвил вождь, оглядывая усеянный трупами двор, — обыщите тут всё, кого найдёте — вязать да на корабль, а потом устроим тризну. Тролль бы их поимел, этих бондов: я лишился пятерых бойцов!

— Только пятерых? — удивился Хаген. Чересчур громко: волосатый кулак тут же впечатался ему в лицо, и ночное небо вспыхнуло северным сиянием, а потом — темнота.

Не видел юноша, как викинги потрошили гнездо рода Селингов, как выводили и насиловали женщин, как убивали стариков и малых детей — забавы ради, как вязали пленных и вели с прочей добычей на берег. Не слышал криков, плача и рёва пламени, охватившего Сельхоф. Не знал, что весёлая Альвёр, дочь рыбака Сульдара, выбежала из горящего сарая, задыхаясь в дыму, что её взяли пятеро бородатых героев над телами своих павших побратимов со словами: «Мы делаем это в память о вас!», после чего зарезали её и бросили в огонь. Не знал, что Ингрид не хватило духа убить себя и дочерей, и что их Атли забрал себе сверх положенной доли.