Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

Хаген долго молчал, собираясь с мыслями. Не хотелось говорить всей правды, но и лгать было невозможно. Суровый старец трижды выручил юношу и не заслуживал в оплату лжи. Пусть бы он задумал коварство и предал бы доверие — что же, такова судьба.

— Ты слышал о скверной истории, которая случилась без малого пятнадцать зим назад в Сторборге с дочкой Арнкеля конунга и неким заезжим двергом?

— Краем уха. Вроде бы он сделал ей ребёнка, но самого дверга изгнали с большим позором, а ублюдка снесли на скалу.

— Я и есть тот ублюдок.

И рассказал онемевшему старику короткую сагу своей жизни. Рассказал нелживо, кроме одного лишь того, что Альвар из двергов, его отец, был сыном конунга под Круглой Горой. Этим Хаген хвастать уж никак не собирался. Сказал — мол, Альвар, мой батюшка, работал златокузнецом при дворе, был благородным человеком, а потому меня тоже воспитывали как этелинга.

Когда Хаген охрип и замолчал, глядя в огонь, старый мореход лишь покачал головой.

— Так ты, стало быть, желаешь ходить в викинги, Хаген сын Альвара?

Тот молча кивнул.

— Даже после того, как на твоих глазах люди Атли Ястреба разграбили тот хутор, а тебя продали в рабство?

Хаген пожал плечами:

— Трудно их винить. Срежь дуба верхушку — вырастет снова: всяк ищет себе.

— Ты тоже хочешь, — допытывался старик, — убивать, грабить, насиловать и брать людей в неволю? Хочешь быть таким, как Атли Ястреб?

— Я хочу ходить по морю, — невозмутимо пояснил Хаген, — а коли для этого надобно будет время от времени пустить кому-то брагу жизни иль красного петуха — что за беда. Все смертны. Но, думается мне, не все, кто ходит в викинги, суть одно. Хочу ли я быть таким, как Атли? Нет. Я хотел бы походить на тебя, Арнульф Седой, сын Ивара, коль доживу до твоих годов.

Старик сощурился и проворчал:

— Ты ещё больший недоумок, чем кажешься. Хочешь походить на человека, которого вовсе не знаешь. Впрочем, это твоё дело. Слушай совет, коль он тебе нужен: забудь свою дурацкую легенду о Дальних островах, от неё добра не будет. Тебе лучше называться, ну, скажем, Хагеном из Равенсфьорда. Ты спросишь: почему из Равенсфьорда? Я же отвечу: а почему бы и нет? Это длинный залив и тянется к самому Свартмарку. Там и не такие чудаки живут, и никто друг друга толком не знает. А ты, мол, жил в лесу. В дремучем лесу с волками да медведями. Тебя ж не просто так Леммингом прозвали? Вчера, мол, из чащи вышел, поглядел хоть, как люди живут!

Выдумка показалась Хагену дельной. Что же — Равенсфьорд так Равенсфьорд!

— А что, позволь спросить, ты делал в Эрвингарде? — с невинным видом спросил он.

Арнульф нахмурился:

— А вот об этом — помалкивай до поры. Лучше живётся тому, чьи знанья не слишком обширны! Теперь спи давай, потом сменишь.

Сквозь дрёму до Хагена донеслось бурчание Седого:

— И откуда в мире столько полудурков? Скоро, скоро Рагнарёк…

Вышли на рассвете, огибая рифы и плавучие льдины. Спешить было некуда. Хаген любовался отвесными скалами по обе стороны фьорда, вслушивался в шум фоссов — горных водопадов, изливавших в море серебристую пыль. Гранитные утёсы постепенно сменялись пологими склонами, под которыми на узкой полоске земли ютились хутора. Кое-где люди уже осмеливались выходить во фьорд на рыбный промысел. Жизнь на этих суровых берегах между горами и морем сбрасывала зимнее оцепенение, возрождалась из-под снега робкими эдельвейсами, но чаще — бессмертными мхами и лишайником.

Солнце стояло в зените, когда морестранники добрались до места, где Хединсфьорд резко изгибался к востоку. Здесь берега ещё были закованы во льды, тёплое дыхание Альвстрёма сюда не доставало. Пришлось править к восточному берегу и тащить лодку по льду в поселение.

— Не понравился мне этот фискебот, — проворчал Арнульф, — тяжеловат. Продадим.

И — да, продали. Заплатили им медью и снедью, но от похода в баню и в корчму старик отказался, к немалому неудовольствию Хагена. Викинг посоветовал юноше засунуть неудовольствие псу под хвост и живее шевелить ногами, не заглядываясь на местных девчонок. Хаген пожал плечами и ускорил шаг.

Арнульф, кажется, неплохо знал как Нижний Хедингард, так и Верхний. Миновав улицы и дворы на берегу, путники направились в гору. Там, на склоне, среди скал и пещер, высилось над фьордом каменное гнездо здешнего орла сражений, Эйлифа конунга, и других орлов, ястребов, медведей, волков и вепрей. Это простые люди жили внизу. Наверху же, за кольцом стен и башен, обитали герои в звериных шкурах, защитники Хедингарда и Хединсфьорда.

«Уж тут-то Атли вряд ли посмел бы грабить», — подумал Хаген, а вслух спросил:

— У тебя здесь друзья, Арнульф Иварсон?

— Хотелось бы надеяться, — процедил старик.

Не дойдя до крепости, свернули направо, где в тени утёса виднелась каменная хижина в два яруса: корчма «Под свиной головой». Хозяин, крепкий щетинистый мужик с ранней залысиной, как раз вышел на крыльцо покурить. Завидев Арнульфа, поперхнулся дымом, едва не выронив трубку, а мелкие поросячьи глазки вмиг округлились. Арнульф спросил:

— Хакон здесь?

— Наверху, — закивал хозяин, — я могу быть чем-то тебе услужить, Иварсон?

— А то! — буркнул старик. — Истопи баню да приготовь обед. И горло промочить. Ещё пошли слугу в город — купить нам пристойной одежды, а то ходим в лохмотьях, тьфу, стыдоба…

— Только одежды? — уточнил корчмарь. — Оружие или коней не требуется?

— Только одежды, — заверил Арнульф, заходя в полумрак корчмы. В дверях остановился и добавил, — и не болтай. Пусть слуга потом снимет мерку с этого малого, а мои вкусы ты знаешь.

Уверенно пройдя зал, Арнульф кивнул жене хозяина и ступил на лестницу. Половицы натужно скрипели под башмаками. Хаген, озираясь, шёл следом. Ступени сворачивались бараньим рогом. Наверху, в узком переходе, было ещё темнее, чем в зале. Седой прошествовал в самый конец и постучал в обшарпанную дверь. Особым, ритмичным стуком.

— Открыто! — басовито прогудело в ответ.

В прокуренной, хотя и добротно убранной комнате, за широким столом, сидели трое. Когда Арнульф и Хаген вошли, притворив дверь, они медленно встали, причём один, самый молодой, положил руку на меч у пояса. Седой даже не глянул в его сторону. Стоял и смотрел в глаза грузному пожилому мужчине. Тот огладил роскошные пшеничные усы, не отводя взора. Так они и застыли, скрестив холодные клинки взглядов, а молчание обволакивало их тяжкой пеленой дыма. Тишину нарушил молодой викинг, что схватился было за меч.

— Э! — усмехнулся, тряхнул бритой головой, рыжая прядь на темени мелькнула огненным языком. — Что это за оборванные бродяги тут объявились! Думается, морской король побывал в рабах и привёл к нам корабельную обезьянку? А может, этот юноша грел тебе постель?