Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

К полудню второго дня пути пришлось завернуть на юг, на остров Линсей. Причина была та, что в обшивке корабля обнаружился зазор чуть ниже ваттенстафа, который при резком повороте или в непогоду стал бы причиной течи. Там и без того сочилась влага, и братьям Вестарсонам пришлось сидеть на мокром месте.

Чинить неполадку решили на хуторе Кракнест — Воронье Гнездо. Народ там, против ожидания, оказался приветлив и гостеприимен. Особенно после того, как Арнульф отпустил своих людей погулять напоследок, а старосте поселения дал пять гульденов — «на всякий случай».

— У тебя здесь, наверное, полно родичей? — насмехался Торкель над Краком. Тот ничего не сказал, мрачно нахохлившись над обшивкой. Рядом посасывал трубку клабатер Ёстейн, изучая своим единственным глазом неполадку.

Оказалось, что лопнул канат из елового корня, который удерживал доски обшивки вместе.

— Ты раньше не мог сказать, жопа одноглазая?! — напустился на клабатера Крак.

— Да откуда мне было знать?! — развёл руками Ёстейн. — Нечего было так драить борта! Бабы нет, вот и навалились со своими щётками со всей дури…

— Ага, лучше, когда днище в говнище, ты-то привык, вонючка морская. Скажи лучше, если пенькой заменить — удержит?

— Лучше канатом из моржовой кожи. Пусть кто-нибудь сбегает на хутор, здесь должны быть, а работы на пару часов. До сумерек отчалим!

Тут к Арнульфу подошёл один юноша из местных:

— Я принесу вам канат, который сто зим прослужит, если возьмёте с собой.

— Неси, — коротко кивнул Арнульф.

Парень убежал, вернулся с добычей и протянул Ёстейну толстый кожаный моток. Ёстейн и кормчий размотали канат, прощупали, подёргали и одобрили. Потом разобрали палубу и принялись за работу. Арнульф заметил, что услужливый юнец никуда не делся, и вздохнул:

— Что стал, дурачок? Иди отсюда. На тебе марку за помощь…

— Ты ли Арнульф сэконунг? — уточнил юноша. — Коли так, то теперь я знаю, кто из морских королей не держит слова. И, уж конечно, сочиню о тебе самый позорный нид.

— Я тебе сказал «неси», но не говорил, что возьму на борт, — возразил Арнульф.

— А что мне сделать, чтобы ты переменил решение?

Такая мольба была в голосе юноши, что хладнокровный сэконунг лишь пожал плечами, достал свою записную книжицу, кусочек угля и молвил:

— Ну, сказывай, кто ты, откуда и что за нужда гонит тебя на китовую тропу…

— Меня зовут Лейф по прозвищу Кривой Нос, — начал юноша, — и нетрудно понять, отчего.

Действительно, острый нос, похожий на вороний клюв, отчётливо изгибался влево. Вообще же парень был высок, неплохо сложен, хотя и худощав, с длинным выбритым лицом, редкой щёткой усов и грустными зелёными глазами. Густые тёмно-русые волосы стянуты в тугой узёл на затылке, кроме нескольких прядей, падавших на лоб. На руках виднелись ожоги да мозоли, а на грубой суконной рубахе чернели следы сажи. Кожаные штаны потрескались, лыковые башмаки просили каши. За поясом — нож и рабочий топор. Раб? Вольноотпущенник?

Изгнанник?..

— Моим отцом был Лейф Чёрный, сын Миккеля Кузнеца, — вёл речь юноша, — раньше мы жили на Озёрах, к югу отсюда, но после смерти батюшки продали хутор и переехали на запад, в округ Дисенхоф. Так получилось, что я убил человека, и не стал платить вергельда. За это меня приговорили к пожизненному изгнанию с Линсея. Здесь меня знают под другим именем, но тебе, сэконунг, я говорю правду. Тот человек был сражён мною на хольмганге. Но ты знаешь, наверное, как в этой стране можно повернуть закон против любого человека, были бы влиятельные друзья. Мне мало удачи жить здесь, ибо все друг друга знают, и рано или поздно я буду разоблачён. От этого не прибавится счастья ни мне, ни моим родичам. Потому я уповаю на твоё сострадание, Арнульф сэконунг.

— Что ты умеешь делать?

— Что скажешь, то и сделаю, — выпалил Лейф, но, поймав устало-неодобрительный взгляд старика, добавил, — мои предки по отцу были кузнецами, и, думается, тебе пригодится бронник или оружейник, ибо я хорош в этом ремесле, а кроме того, мы с братом каждое лето проводили на море на рыбном промысле. Так что грести и ставить парус умею.

— Твой брат ещё жив?

— Не слышал иного.

— Как он прозывается меж добрых людей?

— Он на четыре зимы меня младше и люди зовут его Кьяртан Бобёр.

— Барсуки у меня уже есть, — усмехнулся Арнульф, — теперь будет брат Бобра с кривым носом. Эй, Хаген! Иди сюда, познакомь этого парня с другими да растолкуй, что к чему.

Так и получилось, что Хаген, Торкель, Хродгар, Халльдор, Стурле Младший Скампельсон и Лейф отправились на лодке на Свиную Шхеру недалеко от берега. Хаген сказал: мол, попрыгаем с утёса, море пока тёплое, а как вы отчалите, мы вас увидим и догоним! Арнульф не возражал. На самом же деле Торкель, которого посадили в «воронье гнездо», высмотрел на подходе к Линсею, как на Свиной Шхере купались молодые паст у шки в чём мать родила, и задумал коварную, хотя и предсказуемую выходку. Но, как можно догадаться, никакими голенькими пастушками там по прибытию молодых людей и не пахло.

А пахло — ну, как всегда — кровью.

Толпа в три дюжины человек гнала к обрыву одного-единственного парня. Колья, факела, топоры — и тупая, угрюмая решимость в глазах. На отдалении шла пожилая женщина. Седые пряди выбивались из-под платка. Лицо блестело от слёз. Она то протягивала руки в немой мольбе, то заламывала пальцы так, что белели костяшки. Но — не проронила ни звука.

— Вот тебе и девчонка, — хмуро бросил Стурле, — доволен, Торкель? Идём отсюда, пока целы!

— Вот уж хрен, — возразил Хродгар, — немного чести — забить толпой человека, и не назовут достойным наш поступок, если мы оставим этого человека в беде.

— А ты хорошо ли знаешь, что это за человек? — осторожно сказал Хаген. — Кто знает, в чём он виновен и сколько зла причинил этим людям?

— Да ты глянь на него! — вступился Торкель. — Много ли дел мог такой наделать? Думается мне, он виновен в том, что украл свиную вырезку или буханку хлеба. Ну, или, может, сходил в кусты с девчонкой, у которой злобные родичи. Знаем мы этих родичей, а, Хродгар?

— Уж пожалуй, этот бедолага мало похож на нашего Полутролля, — кивнул тот.

Между тем Халльдор обратился к старухе:

— Скажи, кэрлинг, за что люди разгневались на этого юношу?

Женщина не сразу поняла, что от неё хотят. Потом ухватила Халльдора за полы плаща и горячо зашептала, не отводя безумных, полных горя и надежды глаз:

— Это мой сын! Мой сын! Бьярки, мой единственный… они убьют его… Он не виноват! Понимаете?! Ни в чём не виноват. Это не он, не он. Он не мог… Бьярки славный малыш, он немного буйный, шебутной, но… снасиловать и убить девушку, да ещё здесь, где мы живём… Он дружил с Эльдис, помогал свинок пасти. А они говорят — разбойник, безумец, берсерк…