Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

— Был раз, станет и второй, и третий. Юноши хорошо поступили, что спасли для меня этого бойца, пусть бы он даже виновен во всех злодействах, что ему приписали, — вынес суд Седой, — и мне мало дела до того, чья кровь на лапах у медвежонка. Коль скоро он хорошо покажет себя в бою — каждому из вас дам по гульдену сверх добычи.

— А куда мы, кстати говоря, направляемся? — полюбопытствовал Орм Белый.

— Ну как это — куда, — уголком рта усмехнулся Арнульф, — грабить Эрвингард, конечно же.

После тех слов все бурно стали обсуждать это дело, а про беспамятного берсерка тут же забыли. Хаген усмехнулся — сколь же ловко Арнульф Седой умеет переложить галс…

К вечеру Бьярки Эйнарсон пришёл в себя, но выглядел подавленным, говорил мало и на вопросы отвечал весьма неохотно и нескладно. Да, мол, помню, что вы за меня заступились, что матушка осталась там, на шхере, что вы меня забрали. Помню, что на меня нашло, но всё как в дыму, в какой-то багровой хмари, и гул в ушах. Будто сильный ветер и пение рога.

— Спасибо вам, братцы, что выручили, — сказал Бьярки в заключение, — и прости, Хродгар, что я тебя всего заплевал. Я больше так не буду. Честное слово…

— Да не бойся, — отмахнулся тот, — не растаю.

— Плюй на здоровье, — усмехнулся Торкель. Хродгар показал ему кулак.

— Ты лучше другое поведай, брат берсерк, — попросил Хаген, — за что эти свиные задницы на тебя взъелись? Ты поминал какого-то Лакси. Кто это?

— Лакси сын Болле, — сквозь зубы проворчал Эйнарсон, — он за Эльдис подглядывал, когда она купалась. Я ему сказал, что рёбра посчитаю, а он не верил.

— И как, посчитал?

— Не успел, — тихо рыкнул берсерк, сверкая глазами — боль, гнев и обида сплавились в штормовом котле, превратив янтарь в чернейший уголь, — он её, мразь, и снасильничал, больше некому, а потом меня стали травить, как медведя, как тролля какого-то… Надеюсь, кто-то из вас его положил, ибо я того не припоминаю, а уж его-то я бы запомнил сквозь любое безумие! Жалко Эльдис. Она была забавная. Как сестра мне была…

— Так что ж ты, дурила, не разъяснил им, как оно вышло? — наивно спросил Торкель.

— А кто бы его слушал? — пожал плечами Хаген, удивляясь накатившей злости. — Добрым людям просто понадобился повод отыграться на сыне за отца, и я рад, что мы убили стольких из них. Этот род следует вовсе истребить. Йотуны в людских обличьях не должны плодиться. Твой отец был таким страшным злодеем?

— Не знаю, — грустно улыбнулся Бьярки, — батюшка… у него была тяжёлая жизнь.

— Иногда люди живут по закону, — вставил Дрогвар Хмурый, бывалый моряк с Лифсея, — а иногда — как придётся. Моего отца тоже никто не назвал бы покладистым человеком, его все боялись, шептали — Стюр Убийца, Стюр Головорез… На Лифсее по сей день им пугают детей, но знаете, волчата, что я вам скажу? Я горжусь своим отцом! И то посоветую каждому.

— Благодарю за науку, — поклонился Бьярки, стоя в полный рост и смешно качаясь — не привык к ухабам на морском пути.

Так парни приняли сына Чёрного Медведя в свою стаю, и он не давал поводов о том жалеть.

На четвёртый день подошли к острову Скъяльторн — Башня Щита.

Якорь бросили на юго-западной оконечности острова. Перед тем, как сойти на берег, Арнульф предупредил ватагу суровым голосом:

— Здесь вам не Эльденбю, здесь — Скъяльторн, обитель скъяльд-мэйяр, а это весьма воинственные, обидчивые и злопамятные девы, и недаром их род возводят к валькирьям! Так что держите себя в руках, причиндалы — в штанах, а ваши дурацкие шуточки — за зубами. А то придётся потом собирать и зубы, и причиндалы, и головы по всему острову. Орм, ты за старшего. Невстейн, отвечаешь за воду, пополни наши запасы. Потом обогните остров и пристаньте в Лысом Фьорде на северо-востоке. Завтра я буду вас там ждать. Хаген, Хродгар — со мной.

— А я?! — обиделся Торкель.

— Зад от бугая, — бросил Арнульф, — отрабатывай удар «Небесный камень». Твой отец владел им в совершенстве. Приду — проверю!

К удивлению Хагена, путь до Башни Щита пришлось проделать на повозке с шестью большими колёсами, которая ждала их у берега. Ехали ходко, хоть и тряско. Хродгар, непривычный к подобному способу передвижения, всю дорогу держался за борт, чтобы не свалиться.

— Что вы знаете о скъяльд-мэйяр? — спросил Арнульф, развалившись на переднем сидении.

— Что они жёны берсерков и ведьмы, а вовсе не женщины, — хмуро проворчал Хродгар, — что они волшбою извели народ, и что все мужчины на этом острове — презренные рабы и лижут им пятки, а они мочатся им во рты, будто в корыта.

Возничий бросил на Хродгара мрачный взгляд через плечо. Седой же усмехнулся:

— Ты ничего не знаешь, как я и думал. А что скажет Лемминг?

— Ну, я мало читал… то есть, слышал о щитовых девах, — пожал плечами Хаген, — вроде бы на этом острове стоит самый красивый храм в честь Фрейи Брюнабл и ки, то есть Сверкающей Доспехами. В замке Скъяльторн живут девушки-викинги, тут их братство… в смысле, сестринство, как у нас в Гравике. Они защищают местный люд от прочих викингов, хоть и не знаю, сколь успешно. Также они участвовали в битвах — об этом порой упоминают. Кажется, они иногда и парней берут в ученики. Больше ничего не знаю.

— Больше вам пока и не надо, — удовлетворённо кивнул Арнульф.

— А зачем ты взял нас с собой? — повозка подскочила на ухабе, Хродгар сдержал ругательство. — Думаешь отдать нас им в учёбу, сэконунг? Думаешь, Ингольф плохо нас обучил?

Арнульф тихо засмеялся. Покачал головой:

— Разуйте глаза, мои волчата, навострите уши, но пасти откроете лишь тогда, когда вас спросят. Это ясно? Вас взял, ибо вам не поздно учиться быть вожаками.

— А Торкелю разве поздно? — спросил Хаген.

— А Торкель — такой же лоботряс, как и его отец, — вздохнул Седой, — вечная ему память.

Их встречали у ворот. Облачённые в доспехи стражницы почтительно опустили копья, невысокая толстушка затрубила в рог, а к повозке подошла, опираясь на красивый резной посох, пожилая госпожа в синем бархатном плаще, в расшитом головном уборе с серебряными височными кольцами, в окружении не менее пышной свиты. Протянула гостям перстнеукрашенную руку. Хагену вспомнилась бабушка, величавая Хрейна кона, королева народа сольфов. Та же стать, тот же взор. Только княгиня Башни Щита была повыше ростом.

Арнульф же поклонился, коснулся губами перстня на указательном пальце владычицы:

— Здравия тебе, Кьялла Модрон, и полную чашу в твой дом! Ты получила ли мою весточку?

— Здравия и тебе, Арнульф сэконунг, — милостиво отвечала владычица, — много радовалось моё сердце, когда дошла твоя весточка, ибо почитали тебя мертвецом. Но что говорить здесь — нынче готова трапеза, а у твоих волчат, думается, и голод волчий.