Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

Последнее слово прозвучало, как заклятие, как грозный боевой клич. Парни ошеломлённо переглядывались, а старуха, убитая горем мать, всё твердила:

— Он не мог, не мог… Спасите его! Спасите, добрые юноши, вы ведь можете, вы…

— Берсерк? — усмехнулся Торкель, в глазах вспыхнул волчий огонёк. — Никогда не видел живого берсерка! Будет жаль, если убьют. Вмешаемся?

— Нет нужды, — сплюнул Стурле, — коли он берсерк, то сейчас разъярится и порвёт их в клочья.

— А как ты думаешь, почему они все держаться на расстоянии? — бросил Хаген. — Впрочем, если он воистину берсерк, то Арнульфу пригодится.

— Решено, — кивнул Халльдор, отцепил от плаща старухины пальцы и как мог ласково ей улыбнулся, — не бойся, почтенная кэрлинг, твой сын не погибнет сегодня.

А Хродгар набрал полную грудь воздуха и заорал, что было мочи:

— ХЭЙ-ЙЯ!!!

Как раз вовремя. Бьярки застыл на самом краю обрыва. Внизу терпеливые волны точили острые выступы, обнажённые отливом. Тут уж берсерк, не берсерк…

Гравикинги сомкнули строй и пошли против толпы.

— Барсук, ты с нами? — спросил Хаген.

— Скампель Рундук породил труса, но он остался на острове, — заверил Стурле.

— Твой брат Сигбьёрн нам бы теперь пригодился, — возразил Халльдор.

Между тем поселяне оборачивались к чужакам. Вперёд вышел здоровенный силач-бородач, опёрся на топор и сплюнул под ноги:

— Кто тут так орёт? Что за бугай? Идите, откуда пришли, недоноски, а то и вас разделаем.

— Кто вынес решение на тинге против этого человека? — спросил Хаген.

— На каком ещё тинге, ты, недомерок! — взревел мужичок, напоминавший одного раба с Эрсея, чьё имя вылетело у Хагена из головы за ненадобностью. — Бьярки Эйнарсон силой взял мою дочь, мою Эльдис, убил её зверски, а потом снова изнасиловал! А знаешь, ты, полудурок, кто был его отец? А? Не знаешь, говнорожий? Его отец был Эйнар Чёрный Медведь, такой же разбойник, викинг, ублюдок и берсерк. Ихнюю сраную семейку потому сюда и отселили, чтобы не мешали добрым людям жить спокойно, а ты говоришь — тинг!

Хаген хотел было обернуться на мать непутёвого сына, уточнить, но передумал.

— Добрый, ёж твою мышь, человек, — по слогам выговорил он, глядя на мужичка в упор, — твои уши, верно, забиты навозом, так что мне придётся повторить свой вопрос. Итак, состоялся ли суд на тинге по этому делу, и если так, то КТО ВЫНЕС РЕШЕНИЕ?

— Я, Болле Борода, дроттинг на шхерах, подтвердил решение, — заявил силач с топором, — а вынес его народ. Для этого сходка тинга нам не нужна.

— Кто представлял сторону Бьярки Эйнарсона в этом деле? — с ледяным спокойствием спросил Хаген. Ответом ему было недоумённое молчание. Хаген усмехнулся: — Быть может, добрые люди, кто-то поймал Бьярки Эйнарсона с красными руками? Нет? А может, кто-то был свидетелем этого страшного злодеяния? Кто-то видел, как Бьярки впадает в ярость берсерка? Нет? Да что ж такое. Видать, — заметил юноша, обернувшись к соратникам, — Орм Белый был прав: воистину, бонды глупы и им требуется пастух да зубастая овчарка.

— А вы-то кто такие? — выпалил кудрявый паренёк с факелом. — Пришли средь бела дня, хозяйничаете, как у себя дома! Кто он вам такой, а? Вы что, родичи ему?

— Нет, мы не родичи Бьярки Эйнарсону, — отвечал Хаген, — но мы, викинги Арнульфа Иварсона, морского короля, прозванного Седым, чей корабль стоит на Кракнесте, не спрашиваем соизволения и берём, что пожелаем и где пожелаем!

— Хорошо сказано, — шепнул Торкель, — надо запомнить!

— Нынче же мы желаем взять этого человека, Бьярки сына Эйнара Чёрного Медведя, на поруки и доставить к нам на корабль. Дальнейшую его судьбу решит наш хёвдинг. Это ясно?

— Ха! — раздались возгласы из толпы. — Викинг поимётый!

— Сопли подбери, недоносок!

— Молоко на губах, а туда же!

— Хэ, Тормод, это не молоко…

— А что же?

— А ты догадайся!

— ГАГАГА!!!

— ГЫГЫГЫ!!!

И всё в таком духе.

— Короче, вы, козлы в волчьих шкурах, — Болле утёр локтём раскрасневшееся от смеха лицо, поднял топор и указал в сторону Линсея, — проваливайте отсюда, как и было сказано, а ваш грозный Арнульф сэконунг нам ни разу не указ и не угроза. Это ясно?

— Добрые люди, — не сдавался Халльдор, — нет ли возможности решить дело миром?

— Пусть этот говнюк ответит за своего отца, — прорычал Болле, — а вы, коли желаете за него заступиться, то займите очередь.

— Я с весны никого не убивал, — выступил вперёд доселе молчавший Лейф, — и у меня сильно чешутся кулаки. И я с радостью убил бы всех вас до единого. Потому что, думается мне, этот Эйнар Чёрный Медведь, о котором вы говорите с такой ненавистью, был великим человеком!

— Да что ты? — нехорошо прищурился Болле. — А ну, парни…

Но тут Лейф метнул в него топорик и попал точно в лоб. Хозяин шхер замолк на полуслове, потрогал голову, с удивлением обнаружил кровь на пальцах, а потом рухнул набок, словно подрубленный дубок.

И умер.

И понеслось!

Оружие, не считая ножей, парни оставили на корабле. Кроме Торкеля, который нигде и никогда не расставался с мечом предков — даже в бане, даже когда тешился с очередной девой, Хёггвар всегда был где-то поблизости. Хаген тоже остался с топором, хотя и не по какому-то твёрдому убеждению, а просто по рассеянности. Да и численный перевес был не на стороне викингов. Но их наставник Ингольф Десять Рук не просто так пил своё пиво! Побоище, которое подопечные Арнульфа устроили поселянам, вошло в местные легенды. О нём рассказано в «Пряди о битве на Свиной Шхере», которую впоследствии сложил Фрости Сказитель.

Халльдор перехватил поудобнее посох, увенчанный тяжёлым кремнем, которым можно было как рубить, так и дробить, чем колдун и занялся. Хродгар пнул в живот одного разогнавшегося бонда, смолотил кулаком другого, наклонился, схватил обеими руками топор Болле — и принялся рубить направо-налево.

— Вкруг! — орал он, бешено вращая бородатой гибелью. — Спина к спине!

Викинги сомкнули стальное кольцо, Лейф промешкал, получил дубиной в ухо. Стурле одной рукой втащил его в круг, а другой отомстил за него, проткнув саксом плечо дуболома. На него замахнулся мужик с топором, но Торкель отсёк ему обе кисти. Хаген отбил нацеленный в Хродгара острый кол, двинул обухом в бородатую морду, всадил топор в грудь отцу несчастной Эльдис, разрубил лицо его соседу, пригнулся, кол, нацеленный в печень, рассадил ухо, а Хаген всадил крюк бонду под колено…

Лейф пришёл в себя, схватил чью-то дубинку и пришёл на помощь Халльдору, размолотив в кровавую овсянку с соплями лицо очередного поселянина. Колдун коротко кивнул — и ударил посохом оземь. Почва дрогнула, волна прокатилась под ногами нападавших, разрывая дёрн, с десяток ополченцев грохнулись, об их тела спотыкались другие. Хродгар, Хаген и Торкель подскочили, заработали оружием, избивая оглушённых.