Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

— Я больше года ждал случая пошарить в здешних подземельях, — усмехнулся сэконунг, — и это не улучшило ни мой нрав, ни моё здоровье. Проход выведет нас в подвалы под хольдом и Радсаллиром, полные золота и серебра, а оттуда — в цитадель. Там, друзья мои, придётся туго. Первым пойдёт Бьярки, за ним — Хравен и Слагфид. Есть ли у тебя, герре сейдман, какие-нибудь неожиданности на такой случай? Чтобы устроить переполох и отвлечь внимание?

— Есть заготовка, но действовать придётся без промедления.

— Хорошо. Хаген и Торкель — у вас самое трудное дело: когда заварится пиво, бегите и отоприте ворота — там засов и хлипкий замок, выбьете без труда. Прочие — прикроете. Потом распахните створки, а ты, Хравен, подашь знак нашим снаружи. Всё ясно?

— Коли ты уже побывал тут, Арнульф Иварсон, — невпопад спросил Торкель, — то почему тогда же и не разграбил здешнюю сокровищницу?

— Трудно мне было бы в одиночку вынести тридцать тысяч гульденов, знаешь ли…

— ТРИДЦАТЬ ТЫСЯЧ!!! — воскликнул Торкель, эхо ударило по ушам, а Седой — по затылку.

Вот они прошли первую сотню фадмов, и вторую, и третью. На четвёртой повеяло сквозняком. На пятой ход стал понемногу расширяться, пока не превратился в настоящий подземный зал. Под ногами что-то заскрипело и захрустело. Парни наклонили факела, пригляделись…

— Кости! — воскликнул Кетиль. — Человечьи кости да черепа!

— Не только человечьи, — заверил Арнульф и предупредил, — здесь идите осторожно и тихо.

Но было поздно.

Во тьме сверкнули два янтарных огонька. Послышался металлический шелест. Затем с шипением и присвистом Кетиля обдало с ног до головы едкой вонючей струёй. Парень выронил факела. Закричал. О, как он кричал! У Хагена едва не разорвалось сердце. Тягучая гадость стремительно разъедала кожу и плоть. Кетиля скорчило на полу от боли, и в тот же миг над ним разверзлась драконья пасть.

Но захлопнуться чудовищным челюстям было не суждено: Арнульф ткнул меж зубов атгейром, подцепил нёбо, навалился. Кьярваль первым пришёл на помощь, ударил туда же копьём, а потом опомнились и прочие. Слагфид выпустил стрелу твари в пасть, Торкель и Хаген подскочили слева и справа, рубанули под горло, пока Кьярваль и Арнульф удерживали змея. Чудовище дёрнулось, из пасти брызнула новая струя, но никого не задела. Чешуйчатое тело металось штормовыми волнами, Торкеля отбросило на стену и здорово приложило затылком, а Хаген получил в живот когтистой лапой, но, поскольку предусмотрительно разжился новенькой кольчугой, то отделался синяком и тошнотой, как после хорошего пинка.

Потом страж сокровищ перестал дёргаться и тихо скончался.

Кетиль Плоский Зад скулил в углу. Он был ещё жив. Он дрожал и тоже хотел умереть.

Но даже не мог об этом сказать.

— Паскудное дело — желудочный сок, — Арнульф милосердно добил своего человека ударом в шею, — тут бы и Форни не помог, и даже наши колдуны. Да, Хравен?

— Ну, я мог бы его оживить, сделать из него драугр… — начал было Хравен, но даже того скудного света, что давали факела, хватило, чтобы прочитать неодобрение в глазах волчат, — хотя, воистину, исцелить такую рану не смог бы даже я, — словно извиняясь, закончил чародей.

— Надо же, ландорм! — Слагфид хотел было сунуть руку в оскаленную пасть, вырвать стрелу, да передумал. — Ты знал, что он здесь, сэконунг?

— Знал, — бестрепетно кивнул Арнульф.

— И послал Кетиля первым, не так ли? — подмигнул Кьярваль. — Плоский Зад не жалко. Что ж, мудрое решение, Седой!

— Скажу первый и последний раз, — Арнульф взял у Бьярки секиру, размахнулся и принялся рубить ландорму голову, даже не глядя на прочих, — ни тебе и никому из вас не судить о мудрости моих решений. Когда я был тут в прошлый раз, этот смраднорыгающий червь спал себе, словно дитя в колыбельке. Думалось мне, он снова впал в спячку — пора бы…

— Ландорм сторожил здешнюю казну? — Хаген хрипел и плевался, стараясь не смотреть на Кетиля. — Понятно теперь, почему никто её не грабил и откуда кости…

Арнульф же надел кожаную перчатку и принялся копаться в голове чудовища. Наконец достал тёмно-багровый самоцвет размером с яблоко, обтёр краем плаща и сунул в поясной карман.

— Впрочем, — добавил морской король, мрачно и властно обводя взглядом ватагу, — даже если бы я решил пожертвовать Плоским Задом или кем-нибудь из вас, щенков, это было бы в моей воле и на моей чести. Не помню такого, чтобы я обещал кому-то, что он вернётся живым и невредимым из этого похода!

— Да-да, Седой, — покивал Кьярваль, — ты обещал большое и славное дело, и мы все тебе тысячу раз благодарны. Не так ли? Особенно — Плоский Зад.

Арнульф не обратил внимания на подначку. Подошёл с останкам Кетиля, склонился, снял свой роскошный плащ и накрыл им мокрое красное месиво, на которое никто не решался взглянуть. Затем достал крупную золотую монету в десять гульденов и вложил в руку мертвеца:

— Ты принял смерть от оружия, Кетиль Кетильсон, и, наверное, встретишь нас в Чертоге Павших. Мне жаль, что так вышло. За мостом-радугой сочтёмся.

Кьярваль Хёкульброк опустил глаза.

Пока шли к выходу в хольд, Хаген негромко спросил:

— А откуда ты вообще узнал про эти тайники?

— Раз на Йолль я пил с Гейрмундом Змеиное Око, великим чародеем и наставником нашего Халльдора, — сообщил Арнульф таким голосом, словно попойка с многознающим волшебником для него дело обыденное, — он и рассказал. А когда я угодил в плен, то вспомнилась мне эта история. Решил проверить, не солгал ли мудрый рунотворец… Ага, мы на месте.

Просунул в щель между створками копейный наконечник, зацепил, поддел и отвалил.

— Бьярки, готов? Держи секиру! Ну, да помогут нам асы — ХЭЙ-ЙЯ!!!

Эйнарсон был неподражаем. Он порвал на себе рубаху, рычал и плевался, размахивал секирой и колотил себя по голове. Тёмно-русая копна волос пришла в движение и потешно вздыбилась. Его рыку вторили женские визги да изумлённая грязная брань. Следом выскочили Слагфид и Хравен. Охотник стрелял на звук, как и обещал. То, что под ливень перьев битвы могли попасть женщины и дети, его не занимало. Колдун же снял плащ, развернул его, точно знамя, и подбросил, выкрикивая заклинания. Ткань заструилась над головами, стремительно увеличиваясь в размерах и меняя цвет. Алое стало тёмно-серым — и накрыло зал. Стража, слуги, члены Эрборгенрада и их близкие перепуганно вопили, носились без толку, спотыкались и падали во мгле. Звучали приказы и призывы, просьбы и мольбы. Кто-то поминал богов. Кто-то звал маму тонким голосом. Кто-то ругался. Но всё больше было тех, кто кричал от боли.

— Что глазеете, быстрее! — воскликнул Хравен, прерывая заклинание. — Скоро хверфинг рассеется, я долго не продержусь… — и снова завёл свою жуткую гортанную песнь без слов.