Хаген Альварсон - Лемминг Белого Склона [СИ]

Волчонок обернулся. Положил руку на изголовье меча. Длинные спутанные волосы, красивые, словно у девушки, сияли отсветами костров. В глубине прищуренных глаз играли янтарные огоньки. Хаген залюбовался побратимом и подумал, что, верно, Торкель пошёл в отца и брата. Что это уже не тот худосочный волчонок, которого подобрали на Северном Мысе, это — молодой, поджарый волк сражений. Что Асбьёрну Короткой Бороде не слишком повезёт, если сей зверь повстречается ему на узкой тропе.

И что, пожалуй, жаль будет убивать Торкеля сегодня. Да и Арнульф не одобрит.

— Места много, — процедил сын Ульфа, — но бортовых лун у нас нет, да и вообще никакой луны нет. А то повыли бы. Всей стаей.

— Варф выл бы лучше всех, — усмехнулся Хаген.

— Не бери в голову и не держи зла на сердце, — вернул улыбку Торкель, — ибо тебе лучше всех ведомо, какой я лоботряс. Просто очень холодно.

— Что тебе молвить, добрый мой друг, — грустно проронил Хаген, — дальше вряд ли будет теплее. Сияние золотой славы — не греет. Это холодный и мрачный путь.

— Ну так и хватит тут зад морозить, — пробасил Хродгар, присевший рядом по большой нужде, — идём к огню. Захочешь — расскажешь потом, не захочешь — никто не допрашивает.

— Здесь не задержусь, — осклабился Хаген, — зловония с меня хватило в Мёсендале. Кстати, дать тебе сухого мха? Нет ничего лучше, чтобы подтереться. У меня немного осталось…

— Гляди, Тур, жопу не напрягай, — добавил Торкель, — стрелы нечем будет ловить.

Хравен пролежал хладным трупом до самого рассвета и даже чуть дольше. Потом поднялся, кряхтя и отряхиваясь, да направился к вождю: держать ответ.

— Уж не знаю, какие фюльгъи тебе покровительствуют, Арнульф сэконунг, — с трудом ворочая языком, выговорил чародей, — а только знаю одно: не хотел бы с ними соперничать. Этот горный ледник, о котором ты говорил, этот Нордафьёлль, где-то в полутора растах к северо-востоку отсюда. Скоро его станет видно. Если б не туман, ещё вчера бы заметили.

— А белый сокол? — осторожно спросил Арнульф.

— Его не видел, — словно извиняясь, поклонился — или пошатнулся? — Хравен, — так далеко мой дух не забредал.

— Идти сможешь?

— Было бы на кого опереться…

Хаген и Торкель без лишних слов подставили колдуну плечи. Лейф Кривой Нос и Фрости вели Слагфида. Охотник раздумал помирать и бодро ковылял, опираясь на соратников. Рана не кровавила и даже, по уверению Форни, не гноилась, хотя стрелка всё равно трясло.

— Ничего, на морозе быстро схватывается, — уверил лекарь, — отлежишься в тепле пару дней и станешь как прежде. У нас будет пара дней, а, Седой?

— День, — отрубил вождь, — не больше. Вперёд, братья! Сегодня будем ночевать под закопчённой крышей в Эльдене, коли не промешкаем…

…Ветра носились по плато Хейдаволлир до полудня, разгоняя хмарь. Отряд продвигался неспешно, но уверенно. Не останавливаясь на привалы — лишь короткие передышки: закусить да хлебнуть воды, которая, впрочем, скоро закончилась. Это, однако же, мало кого взволновало: на ту пору было нежарко. Факелов тоже не жгли: сухой вереск быстро прогорает, как и всякая трава, да и сильно ль согреешься пылающей головнёй? Все спешили убраться из этой северной пустыни, продуваемой злыми ветрами.

Шагали, сурово сомкнув уста. Ни песен, ни разговоров. К чему тратить силы?

Вскоре, как и обещал Хравен, показалась громада Нордафьёлля: скалистый замок троллей, чьи башни-утёсы и каменные чертоги увенчаны ледяными кровлями, чьи стены-склоны выбелены вечными снегами. Опоясанный туманами ледник господствовал над Вересковыми Полями, ужасая и восхищая своей древней, исполинской мощью.

Хагену вспомнились родные горы. То же торжественное спокойствие, та же несокрушимая сила. Но если там, в Белых Горах, нашлось место для подгорного народа, то здесь, при одном взгляде на снежные пики, сердце сжималось от острого и тяжкого, как удар секиры, чувства непринадлежности, чужеродности: здесь тебе нет места, ты здесь гость нежеланный! Разве что тролли или йотуны могли бы обитать в Нордафьёлле. Да ещё, пожалуй, цверги. Понятно, чего им не сиделось в Серых Горах!

«А не подобны ли мы, викинги, разоряющие южные страны, этим мохнатым дикарям? — невпопад подумал Хаген. — Не единое ли чувство движет нами, когда мы по весне отбываем за моря, и теми горными карликами, что рубились на перевале Вальфар с родичами моего отца? И коли так, то…» — впрочем, юноша тут же прогнал эту мысль, словно ворону с засеянного поля.

— В Эйраскатере жили дверги, — заметил Хаген, — и тут могут быть. Нет?

— Отрезать бы тебе язык, — размечтался Торкель.

— Карликов тут нет, это точно, — заверил Хравен, — но есть что-то иное. Нечто знакомое — и одновременно чужое. Я как собака: чувствую, но пояснить не могу. Спросил бы ты своего Варфа, а, Торкель? Может, у пса мудрости поболе моего?

Волчонок не был уверен, шутит чародей или нет, но Варф, который ходко бежал впереди отряда, сам ответил: он носился, лаял, рычал и нехорошо смотрел на Нордафьёлль. Оттуда начал спускаться туман, словно исполинский серый змей, словно стоглавый йотун. Арнульф хотел было дать приказ отдыхать, но передумал и погнал ватагу дальше.

Никто не прекословил. Даже раненый Слагфид.

Даже бывшие рабы.

Через пару часов пути, уже в густой безветренной хмари, по левую руку показались какие-то развалины. Останки древних стен, погружённых в землю. Растрескавшиеся, выщербленные, поросшие мхом, лишайником и вереском. Руины не были похожи ни на строения северян, ни на чертоги двергов или альвов, да и на хижины троллей не походили. Как бы там ни было, неведомые зодчие покинули свои залы многие века назад.

— В иное время я бы тут покопался, — вздохнул Унферт, — кто знает, какие клады хранят эти руины! Да и вообще, любопытства ради…

— Может, это проклятое место, — Сигбьёрн Скампельсон коснулся оберега-торсхаммера на поясе, — не боишься проклятий?

— Весь этот мир проклят, — Унферт воздел очи на бессолнечное небо, — но тому, кто вверил себя милости Спасителя, не пристало страшиться колдовства. Хотя, конечно, сугубо и трегубо не пристало самому им заниматься, — добавил алмарец, покосившись на Хравена.

— Это место не кажется мне хорошим, — заявил Арнульф, — а потому не приближайтесь к развалинам и ничего не трогайте. Кто знает, от чего померли здешние жители — может, от какой заразы! Обойдём. Заворачивай!

Но было поздно.

Первым опасность почуял Варф: рычал, щерил зубы в густой туман. Затем вдруг отскочил, бросился к Торкелю и чуть не сбил его с ног, скуля и подвывая. В развалинах показалось движение. Хрустел и сгибался под ногами вереск.

— Стой! — крикнул Рагнвальд во мглу. — Стой, кто идёт?

Из бледной хмари выходили создания, подобные людям, и в то же время — до озноба чужие. Высокие и крепкие, словно лучшие бойцы из народа фьордов, согбенные незримой ношей, они шагали отовсюду — из древних руин, с севера и с юга, спереди и сзади, из-под земли, из ниоткуда, постепенно окружая ватагу. Безволосые головы, мощные челюсти с клыками, что больше подошли бы кабанам или медведям, широкие лица, чуть раскосые глаза — такие бывают у сааров, оленеводов с востока, — сверкавшие янтарём и киноварью, пугавшие неподвижными змеиными зрачками. На грудях созданий тускло поблёскивала крупная чешуя — роговой доспех, вросший в кожу. Люди-змеи не слышали слов, не дрожали от холода, хотя плоть их не скрывали никакие одежды, не переговаривались между собой и не дышали. Могильный смрад источали их тела, тёмные и задубевшие, словно старая солонина. Брели, вытянув руки перед собою, будто толпа слепцов без поводыря…