Марина Суржевская - Lastfata

Тина дышала и вздрагивала, зрачки в ее глазах расширились. Такая отзывчивая…

— Оближи губы, — приказал ей тихо.

Аддерли прижалась затылком к стене, тяжело втянула воздух:

— Эш…

— Сделай это.

Она провела кончиком языка по губам, и от этого простого движения я почти утратил контроль. Проклятие! Я утратил его, когда втолкнул Аддерли в этот чулан! Не могу ни о чем думать. Хочу чувствовать…

Дернул ее рубашку и положил ладони на бедра девушки, впечатывая в себя.

— Эш! — Прохладные ладони легли на мои руки, останавливая. И я оторвал жадный взгляд от ее губ, посмотрел в глаза. — Я не боюсь снова стать пустышкой, Эш.

Ударение на первом слове.

Он замер, тяжело втягивая воздух. В тесном пространстве чулана я снова теряла себя. И, не выдержав, оттолкнула его, поднырнула под локоть парня и выскочила в коридор, на ходу застегивая жакет. Сердце рвалось из груди… Оглядываться не стала.

Наступившая зима принесла с собой и новые проблемы. Дома меня ждали плохие новости: дяде стало хуже. В одно морозное утро он не смог подняться с постели и лежал, стискивая зубы от боли. Лишь глянув на его лицо, я снова натянула куртку и бросилась за лекарем. Тот выписал новые лекарства, которые продавались лишь за оградой, отделяющей богачей от жителей Котловины. На оплату нескольких склянок ушли почти все деньги, полученные от Вандерфилда. И те, что он сунул мне на реке, и те, что я получила за месяц работы поломойкой. Я отдала сины, не задумываясь, лишь молилась, чтобы снадобье помогло. К счастью, уже на следующий день дяде заметно полегчало. Ушла синева, траурной каймой очертившая губы и напугавшая меня до темноты. Он даже смог сесть и выпить кружку бульона. И все твердил, что не надо так волноваться, что он в полном порядке, просто немного устал… А вот выспался — и снова готов работать.

Тетя тихонько всхлипывала, а я мрачно рассматривала бутылочки из синего стекла. Врачеватель сказал, что это средство — вытяжка из яда грядной твари, красного жалохвоста, что оно поможет, вот только принимать надо долго, не менее полугода. Моих денег хватило на оплату лишь месячного курса. А значит, надо что-то придумать и найти недостающую сумму.

В академию я возвращалась в раздумьях. Я смогу писать больше докладов для других студентов. Помимо Эрика есть и другие желающие заплатить сины и отправиться на вечеринку или прогулку вместо библиотеки. Я могу спать меньше. И, как раньше, питаться утренней кашей и творожной запеканкой. Ничего, я сильная, я выдержу! А каждый заработанный син нужно откладывать на лекарства.

К осуществлению своих планов я приступила немедленно. Теперь мой плотный график стал еще насыщеннее. И я снова порадовалась, что теперь у меня нет ни минуты времени, чтобы думать о Вандерфилде.

Мы по-прежнему пересекались на уроках Аодхэна, и порой я ловила на себе тяжелый взгляд. Но сама упорно отворачивалась. Все в прошлом… и мне надо думать лишь о том, как продержаться этот год.

Единственное, на что я тратила полчаса в день, — это прогулка к хозяйственной башне Лизы. Но делать это я стала на рассвете. Во-первых, кроме меня в академии не было желающих вставать в пять утра, так что я могла не опасаться очередного нападения или слежки. А во-вторых… я боялась, что кто-нибудь увидит того, кого я навещаю.

Обычно я приходила на пустую полянку, спрятанную за высоченными елями, и просто ждала. Зверь появлялся через несколько минут, и каждый раз я изумлялась его маскировке. На снегу его практически не было видно! Вот и сегодня, стоило остановиться под деревом, как из-за моего плеча выдвинулась змеиная морда на длинной шее. Жуть!

— Привет, — подпрыгнула я и прижала руку к груди, сдерживая заполошное сердце. — Ты бы хоть шуршал как-то! А то можно скончаться от ужаса!

Зверь моргнул непонимающе и ткнулся в мою ладонь.

Я вытащила припасенный сухарик:

— Извини, это все, что есть. У меня сейчас с монетами туго… И кстати, надо все-таки дать тебе имя, не могу же я называть тебя гадом?

Гад радостно слизал сухарь и запрыгал под елями. Выглядело это жутковато, ну как если бы помесь змеи, собаки и летучей мыши вдруг начала вскидывать лапы, вертеть узкой башкой и растопыривать кожаные отростки-крылья. От такого зрелища можно и дар речи потерять. Но к этому я тоже привыкла. Порой странное создание пыталось меня укусить и рассерженно шипело, когда я отмахивалась. Это тоже пугало, но потом я сообразила, что существо… играет! Несмотря на свою устрашающую внешность и все увеличивающиеся размеры, он вел себя как бестолковый щенок. И похоже, даже не понимал, что делает мне больно.

— Может, назвать тебя Белик? — вслух размышляла я. Напрыгавшись, чудовище решило проползти полянку на брюхе. В снегу потянулся длинный змеиный след. — Ну ты ведь белый, вот значит Белик… нет? Тогда Змеехвост! Не нравится? Хм… может, Бумажник? Буду звать тебя Бум… Или Листик! Хочешь быть Листиком?

Зверь высунул морду из прорытой траншеи, зашипел. И исчез. Я повертела головой. Но уже через несколько минут он снова возник рядом и вывалил из пасти гнилую морковку.

Я улыбнулась, глядя на подношение:

— Спасибо, наверняка это очень вкусно, но я лучше обойдусь. Значит, согласен на Листика?

Гаденыш боднул меня головой, и, не удержавшись на ногах, я свалилась. Ойкнула, потирая ушибленную коленку и отмахиваясь от завертевшегося вокруг чудовища.

— Все, брысь! Кыш! Пошел вон! Ай, отпусти!

Новоназванный Листик дернул меня за подол юбки, и я услышала треск. Стукнула по змеиной голове, пытаясь отобрать свой пожеванный подол. Зверь обиженно зашипел, куснул мою руку и скрылся за деревьями.

Я поднялась, отряхиваясь. На ладони алела внушительная царапина.

— Вот же… гаденыш! — с досадой потрогала разошедшийся шов на юбке.

Листик пропал, хотя мог просто затаиться, снова становясь невидимым.

Обмотав руку платком, я осмотрелась, но зверь так и не появился.

— Что же мне с тобой делать? — пробормотала я, направляясь к Академии.

Меня беспокоило своенравное поведение Листика. А еще то, что он… рос. Даже за последнюю неделю Листик прибавил в размерах, отростки на его боках удлинились, а шишки на голове вытянулись. Несмотря на отличное умение существа прятаться, однажды его кто-нибудь заметит. И тогда преподаватели вспомнят рассказ Алиссии, которому не поверили. А что, если бестолковый зверь снова решит поискать меня за стенами академии? Теперь я была уверена, что он приходил ко мне. Может, он считает меня кем-то вроде… родительницы? Вот только я не понимала это создание. И не знала, как им управлять. Умнее всего было рассказать о существе учителям, но… но перед глазами все еще стояли ожившая книга-птица и смертельное слово на чароите, которым ее уничтожил Аодхэн. И с глупым Бумажником поступят так же!