АlshBetta - «Казыклы» значит Колосажатель [СИ]

С безобразной печатью смерти на лицах за происходящим наблюдают ожидающие своей очереди янычары. Показательное выступление тем и хорошо, что нагоняет страх. Они не сопротивляются, а значит, экономят и время, и силы Влада. С каждым днем их у князя все меньше.

Димитрий заставляет мальчишку схватить травинки руками и выдернуть их из земли, когда садится на его спину. Палач, в ритуальном жесте хлопнув руками по дереву, толкает кол внутрь. Изменяя прежним традициям колосажания, тонкое острие без труда проходит в нежную плоть, идеально подходящую ей по размеру.

Янычар вгрызается зубами в твердую землю, но молчит. Хрипит, хнычет… но ни слова. Влад начинает его уважать.

Он наклоняется к своему пленнику, ласково погладив длинными пальцами побледневшую кожу, обильно смазанную потом.

— Дело не в тебе, — неслышно заверяет, зная, что тот услышит. А потом встает.

И вместе с ним, с помощью сильного палача, встает и мальчишка. На кол.

Глаза янычара выпучены, на лице агония, губы дрожат и неслышно бормочут какие-то фразы — наверное, на родном языке. Такое пела мама возле колыбели, такое рассказывали сестренки, отдыхая в тени после сенокоса, отец наставлял… наставлял, когда отдавал. И знал ведь, что обратно сын уже не вернется.

— Могущественнее всех Сатана! — громко и во всеуслышание заявляет Влад, дернув янычара за ногу и спустив его ниже. Кол пробивает спутанные клубком кишки, за ними кишечник. Первые струйки крови текут по деревянному столбу, и Димитрий торопливо подносит к ним серебряный кувшин.

От зрелища, открывшегося перед глазами, несколько янычар в строю теряют сознание. Они грузно падают на сырую землю, но поднимать их никому нет нужды. Участь одна для всех. Эти сто человек наполнят свои кувшины. Им не дали выбора.

— И если кто-то из вас на вашем небе встретит своего Аллаха, — рявкает князь, обойдя кол с другой стороны. Смотрит прямо в глаза оставшимся пленникам, ощеривает зубы, демонстрируя два ровных, острых, ядовитых клыка, — передайте ему, что воплощением Дьявола на земле является Дракула! И на заветы вашего божка Дракуле глубоко плевать!

Рука в черном кафтане поднимается вверх, лицо приобретает стальное, яростное выражение. Схватив края кольчуги, Влад резко дергает ее вниз, спуская мальчишку на добрых двадцать сантиметров. Кол прокалывает печень и добирается до сердца. Хватает пары секунд — и с тяжелым всхлипом янычар обмякает на острие. Кровь льется быстрее, струйки ее темнеют. Услужливый Димитрий меняет кувшин, отдавая Господарю первый.

— Остальных убивать медленно, — напоследок велит князь, поворачиваясь к людям спиной и оставляя затихшего мальчишку в назидание остальным. Он заслужил право умереть быстро, он восхитил его. К тому же, он молод. И очень, очень похож на него самого.

Весь путь до каменной стены, выводящей к воротам внутрь замка, Влад слышит хрипы, крики и ужасающий вой посаженных. Звенят, наполняясь до верху, кувшины, кровь течет рекой, и за своей ненадобностью после двадцати минут сбора орошает землю. Как ни странно, трава растет лучше от таких жертвоприношений. За замком распростерся бесконечный, тянущийся до самого горизонта, темный и густой лес…

Возле самых ворот, пока терпеливо ждет исполнения своего долга часовым, Дракула опускает глаза к багровой жидкости, наполнившей первый кувшин. В ее поверхности отражается его цепь и его глаза. Черные, измученные, давно погасшие глаза.

На каждый кол он сажает себя, а не этих мальчишек. И каждый кол прокалывает его собственное сердце…

В этой комнате нет дверей. Темная и закрытая, расположенная на последнем этаже самой высокой башни, она отрезана от внешнего мира и неприступна — как раз по этим причинам и была выбрана.

Внутри завешанные бордовыми шторами холодные каменные стены и устеленные дорогими коврами каменные полы. Пространство, начинающееся от винтовой лестницы, по которой можно подняться в башню, достаточно просторно. Потолок в меру высокий, небольшое окошко для света и поступления свежего воздуха, великолепный гобелен-портрет напротив господского ложа.

На портрете двое — мужчина и женщина. Мужчина — не изменяя себе, в черном облачении, с княжеским убором на голове и кафтане с меховой опушкой. Женщина — прекрасная, как роза, в белом праздничном облачении. Ее платье расшито серебром, ее лицо светлое и нежное, а улыбка, кажется, проникает в самое сердце. Они стоят рядом, касаясь друг друга. Она на голову ниже, руками оплела его локоть, а он — гордый и величественный, ладонью накрыл ее ладони.

Этот гобелен плели два года назад три лучших в своем деле мастера. Не изменив и малейшей детали, уловив даже выражение глаз, передали все счастье новобрачных, на века скрепив их союз.

Илону Сивальди, «Светлую», называли самой прекрасной из княгинь за всю историю династии Басарабов. Своей красотой она изумляла, кротостью пленяла, а сердечностью восхищала.

Княжество было обречено на процветание, никак иначе. После заключения этого союза даже самые циничные и грубые подданные признали, что у князя есть шанс — Илона воскресит его душу.

Однако жизнь оказалась куда более прозаичной и жестокой, чем предсказывали люди. Свет госпожи был ярок, силен, благодатен… но даже ему оказалось не под силу побороть тьму. Хотела того или нет, но проклятье Влада стало и ее проклятьем. Вечным.

Придерживая кувшин за холодную ручку, Господарь, аккуратно поднимаясь по ступеням, выгоняет из взгляда всю темноту. Размышления о гобелене, о комнате, до которой никому не добраться, о судьбе, делают свое дело, смягчая его. Когда смолкнувшее сердце, как ему кажется, начинает биться, он верит самому себе. Позволяет войти.

Длинная кровать с балдахином и белыми, как снег, простынями. Их края немного свисают вниз, подрагивая от легкого рассветного ветерка, пробирающегося сквозь окошко. Покрывала расправлены и лежат достаточно ровно, не спадут. Они прикрывают ее тело, переплетаясь с грубой материей сероватой камизы. Их длины хватает, чтобы спрятать и босые ноги — Илона совсем маленькая.

Стоит Дракуле переступить порог башенной спальни, он слышит тихий, но веселый смех. Искренний, ободряющий, вдохновленный. И по тонкому перезвону колокольчиков, по теплой радости, окутавшей комнату, без труда узнает, кому этот звук принадлежит.

Даже из тысячи.

Полулежа на своих подушках, чуть опираясь локтем о простыни, Илона со слабой улыбкой наблюдает за голубями.

Их здесь двое, оба белые — голубь и голубка. Их клетка выполнена из дерева, но прутья тонкие-тонкие, а потому не скрывают обзора. Перескакивая через донышко, голуби забавляются друг с другом, не считая свое заточение тюрьмой. Перешептываются о чем-то… любят…