Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

Отвечать нет смысла. Они всё равно посадят его в Котёл. К таким же убийцам, как он.

Молчание. А затем — жгучая боль. Его тело дёргалось, извивалось в цепях, каждый мускул напрягался и был готов взорваться от боли, вопль перерастал в тихий хрип, а он обмяк на стуле. Снова тьма. И из тьмы слышится вопрос.

Зачем ты их убил? У тебя ещё есть один глаз. Целая одна причина начать говорить. Возможно, тебя даже не казнят.

А затем боль вновь пронзила голову раскалённым прутом.

Баэльт и сам не понял, как проснулся. Он всегда слабо понимал, когда заканчивается сон, а когда начинается явь.

В этот раз, по крайней мере, он не кричал от боли. Просто глухой стон, вырвавшийся из- за стиснутых зубов.

Окошко, прикрытое плющом, переливалось жёлтым светом фонарей. Значит, этот проклятый город уже поглотил вечер.

Это хорошо. Отлично.

Баэльт резко встал в кровати, несколькими частыми вздохами прочищая лёгкие. Его ждала занятая ночь. Если бы только глаз не болел. И не зудел…

Он осторожно, очень осторожно убрал повязку и поднёс руку к пустой глазнице. А затем с отвращением отдёрнул.

Нет. Лучше не трогать.

Ступеньки под его ногами скрипели, и Баэльт тяжело вздохнул — вскоре лестницу придётся менять. Вновь траты…

Каэрта уже тушила свечи в лавке, хотя перед прилавками было ещё двое горожан. Старая женщина и относительно молодой мужчина со свежим шрамом через лицо. Одетый в чёрную кожаную куртку в стальных заклёпках и с мечом на поясе, он выглядел нетипично для тихого посетителя лекарской лавки.

Когда он поднял свой взгляд на полуфэйне, он сразу же повеселел.

— Мрачноглаз, — поприветствовал он юстициара. Баэльт сложил руки на груди и опёрся на дверной косяк плечом.

— Рин. Не знал, что ты сюда заходишь.

Громила пожал плечами, вновь опуская взгляд на полку и выискивая что- то.

— Даже меня иногда достают. А тогда, как известно, два пути — либо к лекарю, либо к гробовщику. А эта милая полуфэйне умудряется штопать меня почти задаром.

Баэльт нахмурился. Скосив глаза на Каэрту, он приметил её встревоженный и испуганный взгляд.

— Забавно. Раз она такая добрая, то ты, несомненно, должен быть ей признателен.

Рин слегка хохотнул.

— Ты демонски прав! Вчера я отвадил от неё братьев Дженкинсов. Довольно больно отвадил. Уверен, вскоре и они тут появятся, клянча услуги твоей милой жёнушки.

Баэльт слегка наклонил голову.

— Она мне не жена, Рин. А тебе её услуги лекаря могут понадобиться быстрее, чем кажется. Положи флакон на место, пока я не сломал тебе руку.

Рин с сожалением извлёк из- за пазухи флакон с чем- то синеватым и поставил его на полку.

— Эх, Мрачноглаз, я уже стал забывать, как это приятно — встретить честного, ценящего справедливость человека. Прости, фэйне.

Баэльт позволил себе нахмуриться ещё больше.

— Ты прекрасно знаешь, что справедливость, которую несу я, сейчас имеет расценки.

— Да, времена меняются, особенно в Веспреме. Вчера ты пылаешь желанием превратить этот город в светлый и радостный приют для всех бегущих от мира войн и невзгод, а через день твоя справедливость никому не нужна.

— Ты очень точно уловил мою мысль, — проскрипел Баэльт.

— Только вот простым людям из кварталов, куда стража не ходит, нужна справедливость. В любой форме — что твоя, что стражи. Стража на них внимания не обращает. Потому ждать помощи им остаётся лишь от тебя.

— Жаль, что простые люди об этом не знают. Иначе бы как- то это мне показали. Например, деньгами. Крышей над головой. Миской горячей еды. Даже заточкой клинка.

— А как же добровольная помощь? — усмешка Рина была будто бы даже искренней и дружеской. Может быть, Баэльт и поверил бы ему. Но он слишком хорошо знал Рина.

— А это не добровольная помощь, Рин. Кому нужен голодный, замёрзший, больной и немощный защитник? Верно. Никому, — Баэльт мрачно смотрел на него, однако человек не потупил взгляда. — Тебя подлатали?

— Да, причём отменно.

— Отлично. Тогда выметайся отсюда.

— И тебе удачи, старый добрый Мрачноглаз! — Рин отсалютовал ему, направляясь к выходу. Он слегка прихрамывал, но это мелочь, ему не привыкать.

Из всех наёмников, грабителей, торгашей, убийц и прочих сортов ублюдков в этом городе, Рин, пожалуй, был самым приятным в общении и самым странным на деле.

Когда и старушка покинула лавку, Каэрта с усталым вздохом заперла дверь.

— Ты вечно будешь распугивать мне покупателей? — поинтересовалась она, направляясь к прилавкам.

— Только если эти покупатели являются моей головной болью. Рин — профессиональный убийца. Ты знала об этом?

— Да, я догадывалась, что глубокий порез на ноге у него был заработан не неловким падением. Как и шрам на лице — не подарок ретивой любовницы, — слегка улыбнулась Каэрта, пересчитывая монеты. — А он весёлый для убийцы. И довольно милый.

Видела бы она, как мило он год назад размотал кишки одного должника гильдии ростовщиков по всей Разбойничьей улице, подумал Баэльт. Если бы этот сукин сын не был бы так умел с клинком, я давно прибил бы его.

А так, скорее, он прибьёт меня.

— Да, он довольно мил для своей профессии, — слегка наклонил голову Баэльт. — Но не позволяй ему слишком часто тут ошиваться.

— Ты волнуешься? Или ревнуешь? — она слегка улыбнулась.

Баэльту было наплевать.

— И то, и другое, — он заставил себя улыбнуться и сделать шаг в её сторону. Она оставила свои склянки и развернулась к нему. Её красивые глаза в полутьме не выражали ничего, кроме похоти.

Время слов закончилось, и теперь притворяться не получится.

Пока они поднимались по скрипучей лестнице, целуя и обнимая друг друга, Баэльт думал лишь об одном.

О том, как бы не упасть с лестницы.

Каэрта уже начинала тихо постанывать, и, когда они, наконец, добрались до кровати, она попросту накинулась на него.

Всё, что ему оставалось делать — позволить ей творить всё, что захочется.

Впрочем, теперь, когда он привык притворяться, это было гораздо легче, чем раньше. Теперь она не донимала его слезливыми расспросами, почему он лежит под ней как мертвец.

Когда они оба задохнулись от удовольствия, а она упала ему на грудь, он даже нашёл в себе силы поцеловать её.

— Я тебя люблю, — горячо и тихо прошептала она ему на ухо, обнимая его.

Баэльт погладил её по спине.

— Я тоже.

Я тоже люблю себя.

Они лежали так довольно долго, просто прижимаясь друг к другу. Баэльт был слегка удивлён — оказывается, это действительно может быть приятным.

Во всём доме стояла тишина, что окончательно умиротворяло Баэльта. Маленький островок тишины и спокойствия в мире из хаоса. С улицы слышались пьяные крики, шум потасовки, грохот доспехов стражи, мяуканье котов…