Андрей Вольмарко - После дождя (СИ)

— Судите по одному случаю о всех сразу?

— Простите уж, господин юстициар, но не видал я пока порядочных нидрингов кроме вас, — лицо Генерро скривилось. — Все какие- то паскудники и жульё последнее. Воры и убийцы, кузнецы да банкиры. Вот вы — другое дело. Но вы- то один! А остальных — много! Было б побольше нидрингов вроде вас — я молчал бы! А так — они ж портят наш город, понимаете?

Мурмин хмуро покачал головой. Потерянно. Устало.

— Ваш город. Сколько поколений твоя семья живёт в городе, Генерро?

— Четыре, — медленно протянул Генерро, гневно вздёргивая подбородок.

— А твоя, Морир?

— Девять, — сдавленно прохрипел торговец.

— Ну и кто в чьём городе? — вопросил Мурмин.

— Мои предки построили этот город! — двое стражников бросали на Генерро непонимающе взгляды. — А теперь его забирают себе всякие приезжие паршивцы?! Только потому, что они тут, де, прожили больше моего?!

— При чём тут ты и твои предки, — Мурмин устало запрокинул голову. — Вот ты. Вот господин Тленгорд. Вот я. Вот два молодца за твоей спиной. Какое нам дело до предков? Мы живём сейчас. Здесь. Своими жизнями, не их. Мой прадед был лучшим стрелком в родном клане. Это не делает меня лучшим стрелком. Понимаешь?

Генерро, судя по морщинам на лбу, пытался.

— Нет, — наконец, проговорил он.

— Я — первое поколение, Генерро. Ты считаешь меня лучшим из нидрингов — а между тем, я — первое поколение. Паршивец, приехавший в твой город за деньгами и счастьем.

Сержант хмуро опустил глаза.

Мурмин положил ему руку на плечо и крепко стиснул.

— Ты хороший парень, Генерро. Как и все тут. Просто запутался. Как и господин Тленгорд. Не позволяй мертвецам — даже если они твои предки — лить тебе в уши глупости. Нет плохих рас. Люди, фэйне, нидринги, аргринги. Паскуд хватает всюду. Нет расы злодеев.

Генерро медленно кивнул. Осторожно. Напряжённо.

— Говорите, господин юстициар, точь- в- точь как мой дед, — тихо проговорил он. — Наверное, только потому вам зубы и не пересчитал.

— Благодарю. И за зубы, и за честность, — тускло Мурмин улыбнулся. — Ты хороший парень, Генерро. Другой бы действительно пересчитал бы зубы. Похоже, ты умеешь думать, слушать и понимать. Я запомню твоё имя.

— Это плохо?

— Это хорошо. Городу нужны люди вроде тебя. Которые, даже если заблудились, готовы вернуться на верный путь. А теперь займитесь господином Тленгордом.

Когда он спускался вниз, его мутило.

Фэйне за стойкой встретила его тревожным взглядом.

— Я слышала удары и крики… — она замялась.

— Всё уже в порядке, — заверил Мурмин, поправляя волосы. — Не нальёте воды? Пожалуйста.

— Конечно, — она радостно кивнула и ушла куда- то. Вскоре вернулась с чашкой прохладной, подслащённой воды.

— Благодарю, — Мурмин с наслаждением приник к чаше. Вода приятно холодила внутренности и стирала привкус желчи. — Вы очень добры.

— Скажите, а с господином Тленгордом всё будет в порядке? — робко спросила она. — Он один из немногих моих покупателей… И человек… То есть нидринг он хороший… Хоть и запутавшийся слегка, но у всех такое бывает?

— Всё с ним будет в порядке, — кивнул Мурмин, делая большой глоток. Ах, как жаль, что это не вино. Как жаль.

— Слава богам, — фэйне слегка успокоилась, расслабилась. — У него проблемы из- за Горькой Правды?

— Нет. С чего вы взяли?

— Я слышала, что он вас так назвал.

— Подслушивали, — неодобрительно покачал головой юстициар.

— Не сдержалась. Это правда вы?..

— Да, — Мурмин слишком устал, чтобы придумывать какую- то ложь. Наверняка осудит его скрабезные стихи. Скажет, что он — бездарность…

— Вы не могли бы подписать? — она, чуть краснея, протянула ему маленькую книжечку.

«Горька Правда — Глас Веспрема». Серебристое тиснение. Совсем маленькая.

Сборник стихов.

— Мне они очень нравятся, — смущённо призналась она, пока он выводил подпись. — Сильные. Хорошие. Добрые, хотя чуть- чуть жестокие. Слова, которые успокаивают. Когда мне плохо, я читаю их. Становится легче. Хочется верить в ваши стих, — она громко вздохнула. — Извините. Я… Совсем запуталась и смущаю вас своим…

Мурмин посмотрел на неё.

— Нет, всё в порядке. Спасибо, леди. Огромное вам спасибо за всё, — хрипло проговорил он и, развернувшись, быстро вышел прочь, на холодную улицу, прямо в мокрую толпу.

Он бросил взгляд через плечо. Запомнил название лавки. И зашагал дальше.

Ему нужно было устроить засаду на посланника орлов. Но он вернётся сюда. И отблагодарит её получше, чем словами. Захватит цветы. Сводит куда- нибудь. В знак дружбы и благодарности, да. Но пока — работа.

Он удался от лавки «Шафран и мята». Где за прилавком, всё ещё смущённая и красная, стояла чистокровная фэйне, Мельтле Аостэ. Которую никто никогда ещё не называл «леди».

Мурмин хмурился, посасывая трубку.

Как же ему надоело торчать по дождём. Под ночным небом, заполненным дымом и тучами. Промерзать на холодных, продуваемых ледяным ветром улицах.

Более того, делать это одному. Но такова его новая работа. Такова его обязанность перед городом. Прятаться в грязном переулке с двумя стражниками, наблюдая за домом Морира.

А ведь всего за каким- то слоем каменной кладки от него, замерзающего и голодного, семейство цеховых рабочих садилось есть. Наверняка слегка хмурые, усталые, представлял себе Мурмин. Все с чувством гордости за проделанный труд смотрят на полные тарелки перед собой. Детишки с ожиданием смотрят на уставшего отца. А мать, слегка толкнув мужа, с улыбкой кивает ему на тарелку. Тот понимающе кивает в ответ и с серьёзным- серьёзным лицом приступает к еде.

Идиллия. Удовлетворение от того, что ты хорошо поработал. Заслуженный отдых. Удовольствие от близости к людям, которых ты любишь.

Ему такое и не снилось. С Лерне, дочерью Малькорна, он давно не виделся. Да и что она скажет о нём теперь, когда он отвернулся т её отца? Изоэльте, хозяйку «Высокого Дома», устраивало положение вещей, при котором они были только любовниками.

«Любовниками», тоскливо вздохнул он. Какое красивое слово. Только в моём случае под ним прячется лишь «Потрахались и разбежались».

Сердце сжала невыносимая тоска. Уныние. Щемящее чувство в груди, заставляющее его с усердием втягивать в себя ещё больше табачного дыма.

А чего он хотел? Лерне презирает трусов. Изоэльте боится, что её заметят в серьёзной связи с нидрингом.

А он — именно что трус и нидринг. Потому- то и не подходит ни одной из них.

И тут ничего не попишешь.

Втянув в себя ещё табачного дыма, он выглянул из переулка.

Холодные потоки с шумом неслись вниз по Наклонной улице, в сторону порта. Немногочисленные люди в серых или чёрных одеждах чавкали по лужам, прижимаясь к редким кругам света или перескакивая от одного освещённого окна к другому.