Дмитрий Павлов - Потеха колдунов: Пробуждение

– Ты че не дерешься? Давай, отвечай, – поддевали его обрадованные стычкой молодцы. – Дай сдачи, будь мужчиной, а то не поймешь, овца ты или человек.

Он промолчал. Тогда ему еще раз приложили по лицу, а затем и в ухо.

– Четверо на одного, велика потеха, – раздался вдруг насмешливый голос.

Пастух вытер рукавом кровь (что теперь о рубахе печься!) и разглядел подошедшего Януша. Надетая на отрока красная рубаха с желтыми полосами была расклешена в рукавах и открывала увитые мышцами руки и грудь.

– А ты че, лех, помощничком выступить собрался? – с угрозой встретили его весняки. – Так подходи ближе, мы и тебя подкрасим.

К чести сказать, новоявленный борец за справедливость не стал размениваться на оскорбления, а прямым ударом с ближней руки отправил одного из весняков на землю. Потом сделал шаг вперед и тут же нанес правый хук следующему. Однако этот парень оказался резвым, принял удар на локоть и сам ответил ногой в пах. Януш отпрыгнул назад, скривил лицо и зашептал проклятия на незнакомом языке.

– Знай наших! – радостно прокричал самый низкорослый весняк, еще не вступивший в драку.

Между тем на Януша уже наступали с трех сторон парни, которым выпитая брага и злость на приезжих добавила, как они думали, справедливого гнева.

– Прикрой мне спину, – гаркнул на остолбеневшего пастуха лех и сам пошел навстречу противникам. Пастух с недоумением взглянул на него, ему было неуютно стоять среди дерущихся. Он и не думал бить людей, поэтому то ли к приказу, то ли к просьбе Януша остался глух. Встревать в драку, затеянную даже из-за него, он не собирался. В конце концов, завтра его опять выловят и наддадут за все, что не дополучил сегодня.

Януш увернулся от замаха одного и ловко провел два встречных удара подряд в голову самому крикливому. От полученных ударов низкорослый весняк присел рядом с неподвижно лежащим другом и зажал пальцами разбитый нос. Будучи уверенным, что тыл ему надежно обеспечивает странный парень с посохом, лех занялся обработкой следующего. Самому крепкому на вид неприятелю это было только с руки. Он подошел и смачно приложил леха по затылку. Тот уткнулся в грудь, казалось бы, поверженного третьего противника и едва не потерял сознание. На удачу, удар по ушам и два тычка в поясницу, полученные от бугая, непонятным образом привели Януша в чувство.

К этому моменту лех оказался зажатым в объятиях весняка, уже предвкушающего безоговорочную победу и оттого улыбающегося во все свои оставшиеся зубы. Недолго думая, Януш врезал ему в переносицу лбом, затем развернул и толкнул на бугая. И пока тот пытался посадить обмякшего друга на землю рядом с другими поверженными, пастухов защитник мягко приблизился и ударом колена вырубил последнего драчуна. Бугай уложился как раз поперек остальных трех.

– И как тебя понимать? – с укором повернулся Януш к тому, кто явился причиной драки. – Если хочешь, чтобы не трогали, научись постоять за себя, поднимать кулаки и не бояться разбить чужой лоб. Иначе что за жизнь тебя ждет? А, ладно, не мне тебя учить. Бывай.

Лех махнул рукой и пошел прочь, растирая ушибленные места.

В кустах за поваленной изгородью громко затрещал сверчок. Паренек осторожно обошел постанывающих обидчиков и продолжил путь к своей землянке. Назад смотреть побаивался. Все как всегда: он с легкостью зажигал звезды, но не мог найти общий язык с соседями. Про лыко совсем позабыл. Было почему-то стыдно из-за слов Януша, к побоям же одногодков он привык.

Землянка встретила запахом дыма и теплом очага, около которого суетился маленький, по колено ребенку, покрытый то ли кучерявыми густыми волосами, то ли мехом, в больших лаптях и шапке-ушанке лопоухий старикашка-домовенок.

– Здравствуй, хозяин. Смотрю, опять тебе досталось. Никак наши забияки не успокоятся. Страха в них нет! Присаживайся, покормлю и залечу болячки.

– Лохматик, спасибо, что дождался. День был длинный, а тут еще эти… Шишига передавала привет, все надеется, что ты к ней переберешься или хотя бы навестишь.

– Ну уж нет. Мне и здесь хорошо. Что я у нее в буреломах забыл? Только клещей на себе разводить. Ты присаживайся к огоньку-то поближе, кушай кашку, она еще горячая.

Пастух поклонился Чуру, смотревшему в три стороны мордами барана, медведя и совы, потом сел на низкую лавку. Миска каши оказалась очень кстати. После первой ложки на него нашло умиротворение. Уют дома и суета Лохматика отгородили его от внешнего мира. И все, что случилось, показалось далеким и неважным.

– Сиротинушка ты моя горемычная, – охал старичок. – Бродишь по белу свету и места себе не находишь. Кушай, кушай. Ни о чем не тревожься.

Согретый огнем и заботой, паренек незаметно задремал.

Лохматик покачал головой, вынул из его рук ложку с миской, расшнуровал оборы, снял лапти с онучами и переложил юношу в короб, наполненный соломой. В этот миг домовенок совсем не казался маленьким. Впрочем, может быть, это была игра теней или угар от дыма, в нем и не такое привидится…

***

Ночь перебросила свое фиолетовое покрывало сначала с Восточного предела на Полуденные земли, затем на Закатный край. Вслед за приходом ночи Прасковья, молодая женщина в светло-бежевом меховом палантине, вошла в дом с остроконечной крышей. Здесь, у самой крепостной стены одного из городков закатных марок, осколков былых, ныне забытых королевств, она решила сделать свою остановку.

Ни одна половица не скрипнула, ни один охранный оберег не сработал. Хозяева дома еще крепче уснули на соломенных тюфяках.

Прасковья поправила русую косу, украшенную ленточками, успокоила домового, шепнула ласковое слово кошке и села за неубранную прялку. Что же, волокон жизни накопилось много, уже не одна судьба застыла на перекрестке в ожидании направляющего перста фатума или игривой улыбки фортуны. Пришла пора начать прясть, вытягивать и скручивать Нити судьбы. Она взялась за нить, и облако золотой пыли укутало ее руки.

Когда-то было по-другому. Прасковья с сестрами скиталась от планеты к планете, переходя из одного зеркала Изнанки в другое. Видела двойные звезды, любовалась мирами на китах, изумлялась скрученным пространствам и вертикальному горизонту. А потом встретила его. Он стоял над бездной и рисовал картину. Творец, создатель, художник. Он улыбнулся, и они полюбили друг друга.

Как-то, устав от безудержных ласк, он показал ей, что рисует. И она, казалось, видевшая все на свете, растерялась. На его холсте была сама жизнь. Прасковья не удержалась и провела по холсту рукой. Рука прошла сквозь полотно, попадая одновременно в тысячи измерений. Как такое могло быть? Он засмеялся и протянул ей подарок – изумительные волокна для пряжи, убранные в искусный адамантовый чехол. Они переливались златом, светились изнутри, и она не смогла отказаться от них. А ведь правильно говорят: дареного коня надо принимать так же, как выбирать врагов, – вдумчиво и осторожно.