Сергей Самаров - След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян [litres]

– Где и положено, княже – не берегу, к воде поближе. Команды всегда готовы спустить их на воду. Все лодки в порядке, без течи, веслами и парусом снабжены. Команда вооружена. Я все сам третьего дня проверял, когда на пост заступал.

– А сам откуда?

– Как и все, понятно, с Арконы.

– Далеко ль отсюда до Арконы еще?

– Мы как раз на половине пути стоим от парома до Арконы.

Князь-воевода это и сам хорошо знал, поскольку этой дорогой уже пользовался. Но спросил, для поддержания разговора. Сам он уедет, и этого сотника забудет. А вот сотник долго еще будет вспоминать, и детям своим рассказывать станет, как князь-воевода с ним уважительно разговаривал, и вопросы задавал.

– Ну, если ты сам все проверил, а тебе здесь службу нести, то мне и смотреть нечего. А в Арконе меня Вандал дожидается. Поспешу. Спасибо, сотник, за подсказку…

Сотник еще раз поклонился. Но без подобострастия, с уважением к себе. Такое поведение всегда нравилось Дражко. Если человек сам себя уважает, он, обычно, и честь свою ценит, а человек, который свою честь ценит, никогда предателем не станет.

Дражко тронул коня. Отряд сопровождения двинулся следом за князем-воеводой. Дальше дорога уходила правее, отдаляясь от моря, но приближая к конечной точке пути…

Стены Арконы показались издали, когда до них было еще ехать и ехать – настолько они были высоки и крепки, что всегда впечатляли даже такого опытного воина, как князь-воевода, видевший на своем веку немало городских и крепостных стен. А дальше, над высокими стенами, возвышался стоящий на холме в отдалении храм Свентовита. Храм, как еще раньше видел Дражко, был расположен дальше, в дальнем от дороги конце города. И имел не слишком высокие стены, особенно заднюю стену, в шаге от которой начинался громадный, в три сотни локтей обрыв, по которому невозможно было подняться ни конному, ни пешему. Прямо под обрывом располагался не широкий, в десять шагов песчаный пляж, а за ним мелкое море, подплыть по которому вплотную к мысу Аркона могли только легкие мелкие лодки, но никак не те, что боролись с тяжелыми упругими волнами полуночных морей. Чуть правее храма высилась каменная башня недостроенного маяка. Маяк этот, по замыслу, предупреждающий идущие в темноте суда об опасности столкновения с берегом, начали строить недавно по приказу верховного волхва Вандала. Но более привычным к деревянному строительству рукам трудно давалась каменная кладка, хотя камней в окрестностях было много. Тем не менее, башня была заметна уже издалека. Когда Дражко в последний раз был здесь, о башне только вели разговор. Строительство маяка было вызвано тем обстоятельством, что частенько ночью чужие лодки, плохо знающие эти моря, попадали на прибрежные мели, и разбивались волнами. Спасать экипажи приходилось жителям Арконы. Но проще было бы поставить маяк, тогда и спасать никого не пришлось бы, решил Вандал.

Сам город Аркона располагал только небольшой, мало защищенной от моря бухтой, где стояли лишь местные лодки, хотя многие даже в бухту не входили, а постоянно держались вытащенными в стороне на песчаном берегу. И потому, из-за отсутствия удобного причала, Аркона не могла стать торговым центром всего острова. Купцам необходима была просторная бухта, защищающая и от врагов, и от бурь, которые в этих широтах редкостью не были, особенно в холодное время года. И купеческие лодки ходили, в основном, не заходя в Аркону, по целой цепи заливов, в бухту Ральсвика, где их ждали и удобные для разгрузки-загрузки товара причалы, и удобное место для самих торгов. И даже гужевым транспортом купеческие лодки обеспечивали местные возчики. Никого искать не приходилось. Если бы не слава разбойничьего острова, Руян смог бы стать притягательным для торговых людей местом. И этот вопрос тоже предстояло обсудить князю-воеводе Дражко на встрече с Вандалом, если будет на то время. И, пока колонна приближалась к Арконе, Дражко мысленно выстраивал предстоящий разговор.

Но любая дорога куда-то приводит, и где-то заканчивается. И, когда стало видно уже, как дорога подходит к городским воротам, князь-воевода, глядя вдаль, заметил, как створки ворот распахнулись, и из города быстро стал вытекать ручеек конных воев. Конечно, князь-воевода не подумал, что его небольшой отряд может быть атакован дружиной Арконы. Тем не менее, он смотрел внимательно, и насчитал примерно три конные сотни. И эти три сотни устремились по дороге навстречу сотне сопровождения Дражко. Если бы они замыслили недоброе, то, наверняка, пошли бы тремя колоннами. Одна в лобовую атаку, две – в обхват. А когда передовые вои центральной колонны приблизились, князь-воевода рассмотрел всадника, что эти три сотни возглавлял. Первым скакал человек в рысьей шкуре наподобие той, что когда-то носил сам князь-воевода Дражко. Шкура эта имела отверстие для головы так, чтобы сама кошачья голова висела на груди, свесив уши с кисточками, и одевалась поверх доспеха. Только на поясе шкуру стягивал ремень, на котором всадник не носил меч. А меч висел у него за левым плечом, как носят моряки-викинги, откуда его всегда удобнее выхватить. И сам меч у всадника, как помнил князь-воевода, был несравненно короче обычного меча пехотинца. Таким мечом удобно было рубиться при столкновении двух лодок, когда оснастка лодок мешает размахнуться для мощного полновесного удара. Издали размеры меча за спиной всадника различить было невозможно. Но в этом и надобности не было. На голове у воя был рогатый скандинавский шлем. Дражко даже показалось, что он видит, как всадник улыбается на скаку, показывая выбитые в какой-то схватке зубы. Это быт типичный представитель викингов Руяна сотник Оскол, хорошо знакомый князю-воеводе по нескольким совместных походам. Тот самый Оскол, чью голову в мешке с кровью требовал принести себе король данов Готфрид Скъелдунг. Король сильно обиделся на Оскола за то, что во время нашествия данов на земли бодричей сотник Оскол, взяв с собой пять сотен таких же, как он сам отъявленных, бесстрашных, и не имеющих авторитетов бойцов, «прогулялся» по территории самой Дании, оставляя за собой только голую выжженную землю. В том числе, разграбил два небольших города, и уничтожил замки двух конунгов. То есть, сделал в Дании то же самое, что даны делали в княжестве бодричей. Данам это сильно не понравилось. Недовольство вылилось на короля, и породило у того ярость. Впрочем, сотник наплевал на ярость Готфрида, и продолжал жить, как жил раньше, ничего не меняя, и ни от кого не прячась, совершал набеги, куда ему думалось, и, в том числе, и в Данию.

Ожидать нападение со стороны Оскола князь-воевода тем более не мог. Они друг к другу, несмотря на значительную разницу в положении, относились с неизменным уважением. Так все и произошло. Сотник Оскол, подскакав, остановился, и приложил руку к грудь.