Томас Баррон - Потерянные годы

— Тебе она понадобится больше, чем мне.

Она сняла с шеи кожаный шнурок и, прежде чем повесить драгоценный камень мне на шею, в последний раз сжала его в пальцах.

— Он называется… Галатор .

Когда я услышал это слово, у меня перехватило дыхание.

— Храни его, как зеницу ока, — продолжала Бранвен. — Сила его велика. Если он не сможет уберечь тебя, значит, тебя не спасет ничто и никто, кроме Бога.

— Ты берегла меня. Ты свила мне надежное гнездо.

— Возможно, когда-то это было и так. Но сейчас… — На глазах у нее выступили слезы. — Сейчас ты должен лететь дальше.

— Да. Сейчас я должен лететь дальше.

Она мягко прикоснулась к моей щеке.

Я повернулся и вышел из комнаты, и за мной следовало лишь эхо моих шагов.

Ступив за резные деревянные двери церкви Святого Петра, я очутился среди суеты и шума Каэр Мирддина. Мое слабое зрение не сразу освоилось с непрерывным движением. Колеса телег и копыта лошадей громыхали по мощеным улицам, во всех направлениях двигались ослы, свиньи, овцы и лохматые собаки. Торговцы во все горло расхваливали свои товары, нищие хватались за одежды прохожих, прося подаяния, зеваки собрались вокруг какого-то человека, жонглировавшего шарами, и люди самого различного облика и положения шагали мимо меня, нагруженные корзинами, узлами, свежими овощами, кипами тканей.

Я оглянулся на куст боярышника, верхушка которого виднелась над церковной стеной. Несмотря на всю боль и отчаяние, испытанные мною в этом месте, я знал, что мне будет не хватать монастырской тишины нашей комнаты, монотонного пения монахинь, голоса птицы, живущей среди листвы за окном. И еще я неожиданно сильно затосковал по Бранвен.

Силясь рассмотреть сливавшиеся в одно целое толпы людей, животных, кучи товаров, я заметил на противоположной стороне улицы нечто вроде святилища. Мне стало любопытно, и я решил подойти поближе, хотя для этого требовалось переплыть стремительную реку — то есть перебраться через оживленную улицу. Закусив губу, я двинулся вперед.

Меня немедленно начали толкать, пинать, ударили, развернули в другую сторону. Я видел очень плохо и не успевал уклоняться от встречных; я тут же столкнулся с каким-то человеком, тащившим вязанку хвороста. Ветки полетели во все стороны, а вслед мне полетели проклятья. Затем я врезался прямо в круп лошади. Спустя несколько секунд колесо телеги едва не отдавило мне ногу. Однако каким-то чудом мне удалось перейти на противоположную сторону улицы. Я подошел к святилищу.

Оно было не слишком заметным и представляло собой всего лишь вырезанную из камня фигурку сокола, сидевшего над каменной чашей с грязной водой. Если когда-нибудь люди и ухаживали за ним, то, судя по всему, давным-давно его забросили. Крылья сокола обломились. Основание статуи разрушалось. Наверное, из тысяч людей, проходивших здесь ежедневно, только два-три человека замечали каменную птицу.

Но что-то влекло меня к этой забытой древней святыне. Я подошел ближе, прикоснулся к клюву сокола, источенному непогодой. Вспомнив рассказы Бранвен, я решил, что статуя была, скорее всего, воздвигнута в честь одного из наиболее почитаемых богов древних кельтов, Мирддина, который иногда принимал облик сокола. Один из их Аполлонов, говорила Бранвен. Хотя я до сих пор не мог разделить ее веру в то, что боги и духи бродят по земле, я снова подумал об олене и кабане, которые много лет назад сражались у меня на глазах на морском берегу. Если это на самом деле были Дагда и Рита Гавр, может быть, бог Мирддин тоже до сих пор еще жив?

Осел, нагруженный тяжелыми мешками, с силой поддал меня копытом. Я повалился на каменную статую, рука моя оказалась в лужице тухлой воды. Поднявшись и обтерев руку, я попытался представить себе, как выглядел Каэр Мирддин сотни лет назад. Бранвен рассказывала мне, что многолюдный город был тогда маленьким мирным селением на холме, и пастухи останавливались у родника, чтобы напиться. Со временем он превратился в оживленный торговый центр, сюда привозили товары с хуторов Гвинеда и таких отдаленных областей, как Гвент, Брихейниог и Поуис. Затем пришли римляне и построили на высоких берегах Тауи крепость. И теперь старые военные дороги, подобные той, что вела в Каэр Ведвид, связывали город с плодородными долинами и кишевшими дичью лесами на севере; одна из дорог шла вдоль реки к морю. Несмотря на то, что сегодня мало кого интересовали подобные вещи, это разрушающееся святилище — как и само название города — по-прежнему связывало Каэр Мирддин с его далеким прошлым.

Я сейчас особенно четко осознавал, что путешествие мое имеет такую же цель. Восстановить узы, связывающие меня с моим прошлым. Узнать свое имя. Найти свой дом. Своих родителей. И хотя я представления не имел о том, куда может завести меня моя дорога, или где она окончится, я внезапно понял, где находится ее начало.

Море. Я должен вернуться к морю. На прибрежные камни, на то самое место, куда более пяти лет назад меня вышвырнули волны.

Возможно, думал я, добравшись до сурового морского берега, я найду там лишь острые скалы, крикливых чаек и бесконечные волны, накатывающие на пляж. А возможно, найду ключ к разгадке тайны. Или хотя бы намек на то, где искать этот ключ. Надежда была слабой, но мне ничего больше не оставалось.

Долгие часы я блуждал по городу, стараясь держаться тихих переулков, чтобы меня не задавили или не затоптали. Как и в первые дни после появления у меня дара ясновидения, я спотыкался и цеплялся за все подряд, и вскоре ноги мои ужасно заболели, несмотря на кожаные башмаки. Но я продолжал двигаться к цели. Уверен, многие горожане вполне справедливо сочли меня неуклюжей деревенщиной; однако я твердо убежден в том, что ни один из них не догадался о моей слепоте. Несколько человек обратились ко мне с сочувственными словами, но они не замечали пустых незрячих глаз, а видели только шрамы на лице.

В конце концов, я нашел дорогу, идущую вдоль берега Тауи. Я знал, что, следуя по ней на север, доберусь до деревни, где мы прежде жили. И уже оттуда начну свой путь к морю.

Я дошел до городской стены, сооружения толщиной в десять шагов и высотой в двадцать. Я пересек широкий мост, стараясь не споткнуться на неровной мостовой, затем спустился в поросшую лесом долину.

Шагая по дороге вдоль реки, я сосредоточенно смотрел себе под ноги. Я знал, что если хотя бы на секунду отвлекусь, то упаду на землю. Я падал слишком часто. Однажды я споткнулся прямо посередине деревенской площади, и на меня едва не наступил осел.

И все-таки я более или менее благополучно продвигался вперед. Три дня я шел, питаясь ягодами малины и ежевики, а кроме того, у меня был круг сыра, подаренный одной из монахинь. За все это время я ни с кем не разговаривал, и никто не заговаривал со мной. Однажды на закате я помог какому-то пастуху вытащить ягненка из ямы и получил в качестве вознаграждения корку хлеба, но больше я не общался с людьми.