Дмитрий Чудсков - Невская русалка

Здесь всё. У них тут строго.
Всё встанет на свои места,
Не будет этого поста.
Поедем же, чиста дорога
Остолбенел ты, как верста.
Никчёмная твоя тревога.

Не будет здесь и мертвеца.
Ты всё ещё не веришь в сказки?
Смотри же!» И остатки маски
Сорвала с мёртвого лица.
Шерстнатый чёрт зажмурил глазки,
И всё ж узнал я подлеца.

«Да, это он с Луны свалился.
Вчера с пришельцем толковал.
Покорно головой кивал,
Когда глазастый разозлился.
На иноземцев уповал.
Теперь-то ты угомонился?!

Так убирайся восвояси.
Проваливай в горячий ад.
Пускай тебя испепелят,
А нам ты боле не опасен».
Руслана: «Я гляжу, ты рад.
А я как рада — это ж Вася!

Мой ненаглядный женишок.
Гореть в аду тебе вторично.
Никита прав, а я же лично
Тебя препровожу, дружок.
Как наша встреча романтична.
Я пару строк на посошок

Черкну. Твоим чертям привет.
Поэт! Бумагу и перо!»
«Изволь, с черненьем серебро,
Чернильный «Паркер» — раритет».
«Занятное, да как востро.
Теперь дай руку мне, поэт».

Я думал, ей привстать нужда,
Она ж вцепилась мёртвой силой
И в жилу мне перо вонзила.
Мерзавка, жалости чужда,
На плоский камень кровь сцедила.
«Дружочек, это не вражда.

Твои чернила не годятся,
А кровь поэта подойдёт.
Сейчас, мой миленький, пройдёт.
Герои крови не боятся».
Целует рану — чистый йод.
«Мужчины шрамами гордятся.

Вот, всё, остался только шрам».
Ввела ль, зараза, антисептик?
«Ах, что за кровь твоя, поэтик!»
В мозгу мелькнуло: «Дудки вам!»
«Не бойся, я же не из этих».
«Шрам после рассосётся сам?» —

Спросил я, отходя от боли.
«Послушай, ведь брутальней так.
Но… раз уж ты такой чудак,
Твоей я подчиняюсь воле».
И языком большим, как флаг,
Слизала шрам с руки: «Так, что ли?»

«О, сколько нам открытий чудных…» —
Всплыла из памяти строка.
Была как новая рука.
В её глазищах изумрудных
Я прочитал, что, мол, мелка
Моя обида. Слов занудных

Мне не случилось ей сказать,
Но должен был излить я душу.
Макая в кровяную лужу
Перо, я принялся писать.
Мой «Паркер» заскрипел натужно.
В сердцах я начал нажимать.

Ложилась кровь с полоской чёрной
Строкою стихотворной в ряд.
«Да поглотит змея свой яд,
Пойдя на сговор подковёрный.
Напрасно на поруки взят
На муки ада обречённый».

Русалка: «Браво! Кратко, веско,
Но точку мне позволь поставить».
Я не замедлил предоставить
Бумагу и перо: «Добавь гротеска».
Она ж (и кто бы мог представить)
Через листок вонзила резко

Мой «Паркер» чёрту между рёбер.
Бумага вспыхнула тотчас,
Огонь пронёсся и угас,
Спалив мундир и шерсть до бёдер.
Труп распахнул свой жёлтый глаз.
Мертвец очнулся. Вот так номер!

Стихи, конечно, не горят,
Я это знал, но чтоб настолько…
Лишь искры доплясали польку,
Гляжу, ложатся строчки в ряд
Ему на грудь, да так же тонко.
Он их с груди сотрёт навряд.

Но рано праздновать победу.
Нечистый взялся за перо
И с воплем вырвал серебро.
Переводя конфликт в беседу,
Я говорю ему хитро:
«Любезный, вам бы к ортопеду,

Ступаете вы тяжело.
У вас поломаны суставы,
Тут не спасут лесные травы…»
Тот, рассмеявшись как-то зло,
Толкнул меня на дно канавы.
Бесцеремонно! Ни за что!

Да вскоре сам слетел туда же —
Русалка двинула хвостом.
Так хлёстко, как стальным прутом.
Вот вылезет, я тоже вмажу.
В машине заперт, за стеклом,
Нил заходился в диком раже.

Чёрт не заставил долго ждать.
Горят огнём два жёлтых глаза.
«Куда вы с переломом таза?!» —
Я было начал убеждать.
«Полинка, это ты, зараза?!»
«Вам лучше б было полежать».

Чёрт выползал: «Ну, здравствуй, рыбка».
Невесть откуда взяв трезуб,
Он шёл, на аргументы скуп.
Я, мол: «Походка ваша хлипка…
Потише… Сам я правдоруб…
Но… тут произошла ошибка…

И весь сыр-бор из ничего,
Вы не судите впопыхах…»
Тут он меня ногою в пах.
Я рухнул наземь. Каково?!
Что мной владело: ярость? страх?
Я к дверце: «Нил! Сожри его!»

О тех словах я и поныне
Жалею и корю себя.
Нил, как я мог послать тебя
На чёрта, по какой причине?
И совесть, душу теребя,
Твердит: о тёмной половине

Своей мы ничего не знаем,
Покуда не наступит случай.
Но я вернусь к рассказу лучше.
Чёрт быстро стал неузнаваем.
Он рос. Решить вопрос, кто круче,
Пёс вылетел на волю с лаем,

Но бес проворный увернулся.
Стремительно взлетел трезуб.
Убьёт собаку, душегуб.
Пасть щёлкнула. Нил промахнулся.
Три острия пронзили дуб.
Пёс, не промедлив, развернулся.

Метали вовсе не в него.
Русалка бедная попалась.
Она, как рыба, трепыхалась,
Застряв по шее высоко
Меж лезвий. Ей не удавалось
Их вырвать. Чёрт смеялся зло:

«Попалась? Повиси немножко.
Сначала с пёской разберусь,
Потом уж за тебя примусь.
Сварю уху, а может, кошкам
Скормлю. Всё как-то не решусь.
Потом поэт протянет ножки.

Ты, пудель, мой достойный враг.
Да и тебя мы одолеем.
Давай-ка мы тебя проверим.
Видал я всяких забияк.
Поговорим как зверь со зверем.
Кровь загустела, новых драк

Я жажду. Ну-ка, пёс отважный.
Ты хочешь на меня напасть?
Но ход-то мой, и козырная масть
Моя. И только это важно».
И растянул зловонну пасть.
Остолбенел мой Нил бесстрашный,

Когда волною адский смрад
Из пасти вытолкнул нечистый,
Припав перед собакой близко.
Клыки в клыки. У адских врат
Пёс дрогнул и умчал со свистом.
Брызжа́ слюной, смеялся гад,

Когда тот мчался без оглядки.
Постыдно уносился в лес
Отличник курса ЗКС.
«Поэт! Играет пудель в прятки?
Беги искать, — смеялся бес. —
Гляди, гляди, сверкают пятки.

Ай, славный пёс! Ай, молодец!
А вы?! Собрались мне мешать?
Не нужно чёрта искушать.
А ну! — злорадствовал подлец. —
Кто вас науськал?! Отвечать!
Колитесь, или вам конец».

Пока в друзей втыкали вилы,
Преград не видя пред собой,
Ломая мелкий сухостой,
Нил мчался прочь что было силы.
Обрыв, ручей, подъём крутой.
Не страх тянул его за жилы.

Для зверя «быть или не быть»
Вопрос привычный. Нужно сбегать
К опушке. Там, где из-под снега
Весною довелось отрыть
С друзьями Тобиком и Мегой
Коровий труп. Им не забыть,

Как чужаки смирнели враз,
Когда они отвратный запах
Несли на холках и на лапах.
Как своры псов сигали в лаз.
Тогда друзья все были биты,
Шампунем злым под душем мыты,
Ну а теперь-то, а сейчас