Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Врата Немедии

Относительно Сына Света у Сони успело сложиться собственное мнение, которое она не спешила доводить до сведения Муонга, хотя все ее представления об Элгоне строились, в основном, именно на его рассказах.

Перед ней ярко вставал образ умного, талантливого человека с удивительной душой, пророка, провидца, мечтателя… который, увы, был как правитель совершенно несостоятелен, и, увлекшись служению возвышенным искусствам, оказался столь далек от жестоких реалий действительности, что довел свой народ до полного обнищания и гибели. Ему можно было сочувствовать, но видеть в Элгоне героя — вряд ли.

— Сын Элгона умер, не дожив до совершеннолетия, — напомнил Муонг.

— Да, но Маргиад тут была ни при чем, все, что могла, она для него сделала, — возразила девушка.

— Она дважды предала своего великого мужа — при его жизни и после смерти, — отрезал Муонг, — и не спорь со мной! В конце концов, мне лучше знать.

— Ты разговариваешь, как ребенок, — вздохнула Соня. — Ладно, ладно, в конце концов ты имеешь полное право оставаться при своем мнении.

Ее саму занимало совершенно конкретное дело: найти талисман.

Соня прекрасно знала, как выглядит этот предмет, представитель Ордена, беседовавший с нею в далеком Асгарде, подробно описал его: камея из крупного оникса, изображавшая солнечный диск с лучами, оканчивающимися человеческими ладонями в ритуальном жесте благословения.

Но Элментейт велик; не может же она разобрать все его руины по камешку в поисках этой вещи!

— У Сына Света нет даже гробницы, его могилой стал тот черный провал, куда его, живого, сбросили эти чудовища, а коварная Маргиад пережила его на десять лет, ни в чем не знала нужды и была похоронена с почестями, — не мог успокоиться Муонг, — это ли не доказательство ее измены?!

— Нет, не доказательство, — упрямо возразила Соня. — Я тебе говорю, мы ничего не знаем наверняка. Вот ты же помнишь, кем считал меня, а все оказалось совсем не так, вопреки, казалось бы, очевидному. Нам известно, что Элгон погиб, а Маргиад выжила, это так. Но иногда доблесть состоит именно в том, чтобы суметь сохранить свою жизнь, а не лишиться ее; обычно же считается — раз погиб, значит, герой. Я не могу с этим согласиться. Послушай, а зачем ты спускался в. ту яму?

— Я хотел найти останки Элгона и предать их земле, — сказал Муонг. — Я тогда не знал о выходе к морю… и приливах.

— Через семь сотен лет — ну какие могут быть останки? И не один Сын Света окончил там свои дни, ты не сумел бы отличить одни кости от других, даже если бы они там сохранились, — заметила девушка.

— Я не особенно раздумывал над этим, когда спускался в провал.

Мне казалось, что так я хотя бы воздам Сыну Света последние почести, ведь он их достоин. Бара, скажи, Город все еще снится тебе?

— Да. Снится. Я чувствую, что он зовет меня, — вздохнула девушка. — Но я и с места не сдвинусь, пока ты не будешь готов к такому переходу.

Раны Муонга заживали неплохо, но Белый Воин все еще был очень слаб, хотя и рвался выступить в путь как можно скорее. О своем прошлом он по-прежнему рассказывал очень скупо, и дальше тех событий, когда оказался выброшенным волнами прямо на разрушенные ступени лестницы дворца-крепости, в своем повествовании не продвигался, из чего Соня делала неутешительный вывод: он по-прежнему не вполне доверяет ей. Что произошло между Муонгом и женщиной по имени Глария, она не знала.

Саму Соню он упорно продолжал называть Барой, а своего бритунского имени не раскрывал, словно это была великая тайна.

Их отношения как-то сами собой стали довольно близкими, но на то, чтобы осторожный Муонг решился полностью раскрыть свою душу, пока рассчитывать не приходилось.

Однако девушка не торопила его. Всему свое время.

Она была с ним терпелива и, по возможности, насколько позволяла собственная суровая натура, нежна, а Муонг оказался страстным, неукротимым любовником, дарившим ей немало радости и всегда стремившийся в первую очередь доставить удовольствие женщине, а уж потом подумать о себе.

Соня не могла не признать, что подобное отношение ей более чем по душе, и считала, что по-своему любит этого человека.

Не до умопомрачения, конечно: в ее жизни ни один мужчина не мог стать средоточием смысла существования, она давно это поняла и никаких особых иллюзий на свой счет не имела.

Любовь была для нее вроде вяленых ломтиков дыни — вкусно, конечно, но если съесть слишком много, получишь несварение желудка.

После тяжелейших ранений, нанесенных когтями леопарда, только через две с половиной луны Муонг смог снова выйти на охотничью тропу — и вернулся с добычей. Он радовался этому, как ребенок, а спустя еще несколько дней сказал Соне:

— Пора. Город наконец-то позвал и меня тоже.

— А выдержишь? — усомнилась девушка. — Муонг, только не обижайся, но я ведь не смогу, если что случится, тащить тебя на своих плечах. Может, мы лучше подождем еще хоть немного?

— Мне понятны твои опасения, однако я говорил с Нгангой: он считает, что я в состоянии дойти до Элментейта. Путь, конечно, неблизкий и опасный, но мне удавалось проделывать его не раз, и думаю, что и сейчас вполне справлюсь. Ведь тогда я был один, а сейчас мы пойдем вместе, и оружия у нас хватит… Нам нужно будет пройти через лес, потом миновать горный хребет и перебраться через болота, а там до Города уже рукой подать.

— Да уж, проще некуда, — протянула Соня. — И сколько времени занимает такой путь?

— Когда как, в среднем две-три седмицы. Эй, Бара, ты вроде бы женщина смелая, решайся!..

Пробуждение было подобно сказке… Соня открыла глаза и обрадовалась голубому, без единого облачка, небу. Два буйвола решительным шагом выступили из кустов, но, заметив людей, остановились, постояли с минуту и ринулись назад. В прямо-таки осязаемой, неестественной тишине утра под их тяжелыми прыжками загудела земля.

Было холодно. Бодрый, еще не успевший пропитаться ночными парами воздух ничего не утаивал. Кругом расстилались бесконечные дали, блестящие зеркальца озер, зеленые кратеры небольших вулканов, холмы и долины. Леса на горизонте не растворялись в дымке, а превращались в зеленую гладь.

Границы пропадали, обычные меры расстояний не действовали — кристально чистый воздух приближал все предметы.

Однако Соня знала, что вскоре потеплеет, воздух потеряет свежесть и прозрачность, и все встанет на свои места. Сказка закончится….

Слева от озерка, над темным махагониевым лесом, нависала плоская снежная вершина горы, из-за которой должно было вот-вот показаться солнце.

Напротив, заваленная каменными глыбами и буреломом, громоздилась другая, лишь слегка уступающая ей по размерам.