Синтия Хэнд - Неземная [litres]

Подруга пожимает плечами.

– Не думаю, что это изменило что-то в моем сознании. Я просто узнала о них чуть больше.

Она достает обычный черно-белый блокнот, которого я не видела у нее раньше. Его страницы полностью исписаны всем, что Анджела узнала об ангелах. У нее аккуратный, красивый почерк, но в блокноте она всегда пишет быстро и размашисто, словно торопится поскорее записать все, что выяснила. Пока подруга листает страницы, я думаю о своем дневнике, который со всей страстью и решимостью начала вести после того, как получила свое первое видение. Я не прикасалась к нему уже несколько месяцев. И сейчас мне от этого по-настоящему стыдно.

– Вот, – говорит Анджела. – Их называют « Moestifere» . Скорбящими. В библиотеке Флоренции я наткнулась на одну старую книгу о них. В переводе она называется «Сад демонов».

– Демонов? Но они же должны быть ангелами.

– На самом деле демоны – это ангелы, – объясняет Анджела. – И тут дело скорее в художественном отличии. Ведь художники всегда изображали ангелов с красивыми белыми крыльями, как у птиц, но, решив изобразить падших ангелов, не стали ограничиваться лишь цветом перьев. Они пририсовали им крылья летучих мышей, а затем к ним добавились рога, хвосты и вилы. Так и появилось известное всем изображение демонов.

– Но парень, которого мы видели в торговом центре, выглядел как обычный человек.

– Как я уже говорила, думаю, они могут выглядеть так, как им того хочется. А как еще им добиться того, чтобы к ним относились с должным почтением? Например, если они вдруг начинают рыдать – это явно плохой знак.

– Мама сказала, что скорбь в моем видении может быть связана с Чернокрылыми.

На лице Анджелы появляется сочувствие:

– Видения стали возникать чаще?

Я киваю. Сейчас они появляются примерно раз в день. Но длятся всего несколько минут. Обычные вспышки, ничего существенного. И ничего нового: «Аваланш», лес, прогулка, огонь, Кристиан, слова, которые мы говорим друг другу, прикосновения, объятия, полет. Но я пытаюсь не обращать на все это внимания.

– Мама постоянно твердит, что мне нужно больше тренироваться. Но как? Я прекрасно умею летать. И даже поднимаю в воздух тяжелый рюкзак. Но ведь дело же не в моих мышцах. Не они должны становиться сильнее, верно? А как тогда тренироваться? Что мне делать?

Жуя, подруга с минуту смотрит на мои волосы, а потом говорит:

– Все дело в твоем разуме. Как говорит твоя мама, ты должна тренироваться отделять себя от всего прочего дерьма, погружаться в саму себя, сосредоточиваться. Мы даже можем делать это вместе. – Она улыбается. – Я помогу тебе. Я знаю, что из-за истории с Такером ты чувствуешь себя ужасно, но ты не можешь отказаться от предназначения. Ты же знаешь?

– Да.

– Так давай сделаем это, – говорит Анджела, хлопая в ладоши и подпрыгивая на месте, словно мы собираемся начать прямо сейчас. – Нельзя терять и минуты. Давай приступим к тренировкам.

Она, как всегда, права. Времени у нас действительно нет.

Вот и начались тренировки. Каждое утро я встаю с первыми лучами солнца и стараюсь не думать о Такере. Я принимаю душ, расчесываю волосы, чищу зубы и стараюсь не думать о Такере. Затем спускаюсь на кухню и готовлю себе смузи – Анджела приучила меня к сыроедению, потому что это, по ее словам, способствует просветлению ума. И я согласна с ней. Я даже добавляю в коктейль водоросли, что, как ни странно, вновь порождает мысли о Такере. И о рыбалке. И о поцелуях. Когда же это закончится? После завтрака я отправляюсь на крыльцо и медитирую, тщетно стараясь не думать о Такере. Затем захожу в дом и какое-то время зависаю в интернете. Обычно первым делом я смотрю прогноз погоды, скорость и направление ветра и, самое главное, уровень текущей пожароопасности. В последние дни августа он чаще всего желтый или красный. А значит, пожар неизбежен.

Когда уровень остается желтым, я провожу весь день, летая по лесу с туристическим рюкзаком, каждый раз прибавляя что-то для веса, и стараюсь не думать о Такере в своих руках. Иногда ко мне присоединяется Анджела, и тогда мы летаем бок о бок, сплетая узоры в воздухе. И если я тренируюсь достаточно долго и усердно, то мне удается не думать о Такере по нескольку часов. А иногда возникают видения, и я вовсе забываю о нем на какое-то время.

Анджела заставила меня записывать все, что мне является. Она даже составила специальную таблицу. В те дни, когда ей не удается присоединиться ко мне, чтобы помочь с тренировками, она звонит мне после ужина и, пока на заднем плане звучит музыка из мюзикла «Оклахома!», допрашивает о том, что было в видении сегодня. А еще подруга купила мне маленький блокнот, который я ношу в заднем кармане джинсов, и как только возникает видение, мне следует все бросить (хотя в такие моменты я и так все бросаю) и записать его. Время. Место. Продолжительность. Каждую деталь, что я запомнила. Каждую мелочь.

И именно поэтому я начинаю замечать изменения. Поначалу мне казалось, что одно и то же видение приходит мне снова и снова, но как только я начинаю их записывать, то тут же понимаю, что изо дня в день в них появляются небольшие различия. Основные моменты одни и те же: я оказываюсь в лесу, огонь приближается, а как только я нахожу Кристиана, мы улетаем. Каждый раз я в фиолетовой куртке. А Кристиан в черной флисовой толстовке. Эти вещи не меняются раз от раза. Но иногда я поднимаюсь на холм под другим углом, или Кристиан стоит чуть левее или правее от того места, где стоял вчера. Или фразы «Это ты» и «Да, это я» мы произносим по-другому или в другом порядке. Еще я заметила, что скорбь тоже меняется. Иногда я чувствую ее с самого начала. А иногда дохожу до Кристиана, и только потом она обрушивается на меня с силой цунами. Иногда я плачу. А иногда влечение и магнетизм между мной и Кристианом подавляет скорбь. Сегодня мы улетаем в одну сторону, а завтра можем отправиться в другую.

Я не знаю, как это объяснить. Анджела же считает, что это могут быть различные версии будущего, каждая их которых основана на решениях, принятых мною в тот или иной день. И это заставляет меня задуматься: как далеко распространяется мой выбор? В этом сценарии я актер или марионетка? Думаю, это все же не имеет значения. Ведь это моя судьба.

В дни, когда объявляют красный уровень тревоги, я облетаю горы возле Фокс-Крик, всматриваясь, не виднеется ли где-нибудь дым. На основе того, где огонь появляется в видении, мы с Анджелой рассчитали, что, скорее всего, он возникнет в горах и пронесется по каньону Смерти (подходящее название, не правда ли?), пока не окажется на Фокс-Крик-Роуд. Поэтому я облетаю район в радиусе тридцати километров. Меня больше не заботит, что кто-то может увидеть меня в небе днем. Несмотря на свое подавленное состояние и жалость к себе, я наслаждаюсь этим. Я быстро полюбила летать при свете дня, когда видно внизу такие нетронутые и первозданные места. Судя по длинной тени, которая скользит за мной по земле, я действительно похожа на птицу. Мне и самой хочется быть птицей.