Владимир Серышев - Гость волшебного мира. Книга первая: Незнакомец

– На корм переходить, на подножный – ответила ведьма.

– На какой! – воскликнул староста, тряхнув листком. – Они же всё изымают!

– Прочти бумагу получше – сурово отозвалась баба Сейда. – Найди, чего в ней нет.

В длинном списке немецких поборов не оказалось грибов. Соседи из Котлов подтвердили, что немцы и правда, не берут их. Может брезгуют или боятся, но в грибах теперь было спасение! Во всяких – и в благородных и простых, и даже тех, что съедобными раньше считались с большой оговоркой.

В последующую неделю селяне начисто выкосили все грибные места вокруг деревни. Половину собранного Витя знал лишь, как поганки – страх внушал даже сам их вид.

Но, на вечерних переборках старики уверенно и веско обсуждали как вываривать, выпаривать, сушить, солить и с чем смешивать все эти трутовики и фиолетовые паутинники.

Каким-то особым, шестым чувством Витя понимал, что в ход идут рецепты из очень давних и тёмных времён, известные сегодня только старожилам деревень. И становилось жутко.

Ещё страшнее ж было от того, что всех грибов, какие удалось собрать, не хватит и на ползимы.

– Картошки-капусты к ним ведь не будет… – напоминал староста, тяжко вздыхая. – А сморчки да шишкогрибы сами по себе много сытости не дадут.

Ближайшие леса же стояли пустые, не особо помогал даже дождь. Уходить за грибами нужно было дальше, почти на весь день. Но, и оттуда возвращались, хорошо, если набрав хоть полкорзины.

– Лес истощился – говорили старики. – Много просим, отдыхать не успевает.

И только баба Сейда день за днём приходила с полным лукошком. И были в нём сплошь боровики, подберёзовики и лисички. И в общий котёл она их, конечно, не ссыпала. А просить поделиться грибными местами к ней не совались, знали, что бесполезно.

Даже в такое тяжёлое, чёрное время, ведьма держалась сама по себе.

Лишь однажды, брат старосты, Трофим, решился выследить в лесу бабу Сейду. Вернулся он через сутки – едва добрёл, изодранный и мокрый, поседев и постарев ещё лет на десять.

Сперва, рассказывал Трофим, всё обстояло хорошо и гладко. Скрываясь за деревьями и кустами, он неотступно двигался за ведьмой сквозь чащу и буреломы. Ему удалось даже обойти пару хитрых прогалин, где баба Сейда могла его заметить.

С каждым часом колдунья шла всё быстрее, петляя меж толстых стволов. Трофим поспешал, перед глазами мелькала её приземистая, плотная фигура, нырявшая в листву. Деревья, ветви, кустарники, поваленные корни и паутина на лицо, зелёные, жёлтые и багровые листья, колючие иглы ёлок, широкие лапы елей и сосен, юркие ящерки, шныряющие из-под ног – всё смешалось разом в пылу скорой ходьбы по лесу.

Опомнился Трофим, когда земля под ногами, вдруг, начала проседать и прогибаться, зыбко бултыхаясь, как живая. И дико глянув по сторонам, он обнаружил, что стоит посреди болотной топи. Вокруг простирался волнистый ковёр толстого мха до горизонта. Небо ж над болотом стремительно и страшно чернело от наступающей ночной тьмы и сплошной, грозовой тучи. А бабы Сейды как не бывало.

Трофим панически стал кидаться в одну сторону, в другую. Мох угрожающе пружинил от каждого его шага, грозя провалиться. Пузырилась под сапогами мутная вода, и сгущался сумрак. Стемнело очень быстро, и настала мёртвая, звенящая тишина, Трофим в ужасе замер.

Вслед за тем в ночи бесшумно полыхнуло. Ослепительная, яркая вспышка молнии в мгновение озарила болото, и Трофим отскочил, едва не рухнув. Прямо перед ним стояла баба Сейда в одном шаге, и хмуро смотрела на него в упор.

Трофим хотел кричать, но поперхнулся, вспышка погасла.

И тут же снова блеснуло белым бесшумным взрывом. Трофим опять увидел ведьму, но была она уже далеко, метров двести от него, непостижимо как, успев там оказаться.

Болото снова погрузилось во тьму. Трофим стоял, боясь пошевелиться. Очередная молниеносная вспышка осветила всю топь мертвенным светом. Колдунья с посохом удалялась к далёкому, едва различимому лесу, который тонул во мраке. Небосвод погас, и тут же снова озарился на мгновение светом адской молнии. В её всполохе Трофим успел различить цепочку следов во мху, тянувшуюся за бабой Сейдой.

Задыхаясь и чуть не плача, он ринулся по шевелящемуся ковру, ступая след в след. Над головой сверкали вспышки в абсолютной, страшной тишине, освещая Трофиму дорогу. Вверх, на клубящиеся чёрные тучи он даже боялся глянуть, поминутно ожидая грохота грома. Тёмный силуэт бабы Сейды там вдалеке, слился с неподвижной стеной такого же, тёмного леса.

Под ногами чавкало и хлюпало, сапоги погружались в жижу сперва по щиколотку, потом глубже. Не выдержав, Трофим ускорил шаг, а после побежал. Топь перекатывалась волнами, словно Трофим мчался по загустевшей корке киселя.

Пару раз он проваливался по колено, но рвался вверх, хватаясь за кочки – меж пальцев явственно скользнула змея, её аспидная спина сверкнула чешуёй в яркой вспышке.

Когда Трофим, наконец, привалился к огромной сосне на границе болота и леса, в небе рванул гром, как чудовищный удар молота об каменную глыбу. Пошёл сильный ливень. Трофим лежал, уткнувшись в землю и до утра не шевелился. А после, обессиленный, побрёл в деревню, придя домой лишь к ночи.

С тех пор в Караваево отпали даже самые робкие мысли извлечь из бабы Сейды пользу хотя бы тайком. Тем более, что на сбор грибов теперь времени не оставалось: наступала пора ягод, орехов, рыбы и прочего, что было в списке поставок немцам.

А кроме того, в лесах началась охота. Завоеватели устроили поголовный отстрел всего живого, как продолжение войны. Лосей, кабанов, глухарей и зайцев извели под корень. Взорвали даже бобровую плотину.

Особые счёты у немцев были почему-то с волками. Но, умные эти звери, хорошо зная родной лес, попадались чужим охотникам редко.

Не уступал им в хитрости и местный медведь. Его след не могли взять даже немецкие овчарки и те офицеры, что считали себя следопытами.

Беспощадная немецкая бойня стала ещё одной причиной, по которой уходить далеко за грибами теперь было опасно. В пылу охотничьего гона немцы с не меньшим азартом кидались преследовать попавшегося им грибника, будь он хоть старик или ребёнок. В Котлах уже дважды приносили подвешенных на палке, как подстреленных оленей, ровесников Вити…

И потому, на деревенской сходке решили большой грибной промысел закрыть, а оставить только малый. К осени дожди пошли чаще, и на обобранных ранее участках вблизи деревни вновь полезли грибы. Не так много, как хотелось, но тоже ведь корм! Собирать их вызвался Витя.

Каждый день он обходил с корзинами все известные ему места, нередко делая крюки и подальше. У него теперь было по-настоящему взрослое, ответственное, серьёзное дело. В то время как остальные селяне – пусть вынужденно – но работали на немцев, Витя единственный трудился на прокорм деревни.