Литта Лински - Наречённая ветра

— Не думаю, что ты захочешь вернуться, — он покачал головой. — Да и если тебя узнают, ничего не случится. Неужели ты думаешь, что я не смог бы отбить тебя у людишек, вздумай они тебя удержать?

— Тогда в чем же дело? — Эви ничего не понимала, и это ее злило.

— В том, что во время ритуала ты пересекла черту между миром людей и миром ветров. И я совсем не уверен, что живой человек может пересечь ее дважды, по-прежнему оставаясь живым. Такого никто никогда не делал. Ни один человек, прошедший этим путем, не вернулся обратно. Ветра забирали жертвы к себе, чтобы вытянуть их жизненные силы. Я первый, кому вздумалось забрать к себе человека и оставить ему жизнь. И уж поверь, Эви, я ни за что не стану рисковать этой жизнью.

— Как знаешь, — она с еле слышным вздохом опустилась на землю. — Придется довольствоваться подарками из моего мира.

— Эвинол, тебе плохо здесь? — он опустился рядом с ней. — Ты грустишь?

— Не то чтобы грущу, скорее, скучаю. У тебя очень красиво, Инослейв, и благодаря тебе у меня даже нет недостатка в занятиях и развлечениях. Ты принес мне скрипку, флейту, кисти, краски, книги. Наверное, этого довольно, чтобы занять себя, однако временами я чувствую себя одинокой, а свою жизнь здесь — какой-то ненастоящей.

— Если бы все сложилось иначе, ты хотела бы остаться в своем мире? — спросил Инослейв, заглядывая ей в глаза. — Вряд ли ты согласилась бы улететь со мной, если бы была здорова и любима народом. Так ведь?

Эвинол задумалась.

— Я не знаю. Тебе известно, что я не хотела править, но вряд ли добровольно решилась бы отказаться от долга, возложенного на меня отцом. Вот если бы Фарн был жив… — она не удержалась от упрека, хотя сама считала, что лучше эту тему не поднимать.

— Если бы он был жив, ты была бы замужем за принцем Найенны, — напомнил Инослейв. — Прости, Эви, что решил все за тебя, — вздохнул он. — Пока ты была ребенком, мне было довольно общаться с тобой в образе ветра. Тогда я и не думал забирать тебя. Но ты росла, и мне все больше хотелось поговорить с тобой по-настоящему. А потом, когда отец забрал тебя, чтоб воспитать королевой, я во всей полноте ощутил, как сильно завишу от тебя. Я злился, что ты не находишь в новой жизни хоть немного времени для старого друга, винил тебя в предательстве, но злость лишь сильнее разжигала мою любовь к тебе.

— Любовь? — спросила Эвинол и тут же прикусила язык.

— Ну да, — Инослейв, казалось, ничуть не смутился. — Я люблю тебя, Эви. Разве ты не знала об этом?

— До этого ты говорил лишь о дружбе, — тихо возразила она, чувствуя, как щеки заливает краской.

— Ох, люди! — ветер состроил страдальческое лицо. — Как же вы любите усложнять простые вещи. Какой смысл разделять одно явление на два понятия? Но вы не только разделили их на словах, а сделали все, чтобы любовь и дружба на самом деле отличались друг от друга. И чего вы добились? Убрав любовь из дружбы, а дружбу из любви, вы сделали и то и другое ущербным.

Задумавшись над словами Инослейва, Эвинол решила, что он прав. Действительно глупо разделять любовь и дружбу, как нечто принципиально разное. Приняв точку зрения ветра, она успокоилась и в то же время ощутила что-то вроде разочарования. Признание в любви пугало ее, но, если не скрывать правду от самой себя, было желанным.

Ветер нежно взял ее лицо в ладони.

— Моя Эвинол. Светлая моя, единственная. Ты была предназначена мне задолго до того, как мы встретились, до того, как ты родилась. Ты — нареченная ветра.

— Формально у меня есть муж, — напомнила Эви. Сейчас она готова была говорить о чем угодно, лишь бы унять бешеный стук сердца.

— Думаешь, мне есть дело до глупых людских условностей? Ты моя и только моя. Человеческие рамки для меня — ничто.

Он склонился к ней и поцеловал. Ступни Эвинол оторвались от земли, и ветер закружил ее над вересковой пустошью, крепко прижимая к себе. Ей казалось, что Инослейв касается поцелуем не только ее губ, но и души. Границы между душой и телом стерлись, потеряли значение и смысл. Ощущение безумного незаслуженного счастья переполнило Эви настолько, что стало страшно. Еще немного, и она растворится в поцелуе ветра, потеряет саму себя.

— Ты боишься, Эви? — шепотом спросил Инослейв, оторвавшись от ее губ.

— Боюсь, — призналась она.

— Но чего?

— Сама не знаю. Просто… Тебе не понять, ведь ты не человек. Ты прав, мы сами выдумываем себе сложности, но…

— Прости меня, — он ласково провел ладонью по ее щеке. — Я все время забываю, насколько мы разные. Забываю, что ты не ветер, а смертная девочка семнадцати лет. И ты лишена большинства недостатков своего племени, но не их предрассудков.

— Это так, — вздохнула она, пряча лицо у него на груди.

— Эви, я сказал, что не признаю человеческих рамок, кроме тех, что установишь ты сама. Стоит тебе приказать, и я не стану больше тебя целовать, и…

— Не буду я ничего приказывать, — по-прежнему не глядя на него, прошептала Эвинол. — Сам решай.

— Я уже давно все решил, — ветер коснулся губами ее волос. — Мы будем вместе навсегда.

— Навсегда, — отозвалась Эвинол, поднимая на него глаза. — Но как это возможно, Инослейв, если ты вечен, а я смертна? Наше «навсегда» продлится несколько десятков лет, а затем я постарею и умру.

— Нет! — с горячностью воскликнул ветер и опустился на землю так резко, что Эви слегка тряхнуло. — Я не допущу этого!

— Но что ты можешь противопоставить законам природы? — грустно спросила она.

— Силу своего желания. Я пока не знаю как, но я точно не дам тебе состариться и умереть. Я что-нибудь обязательно придумаю, не сомневайся. В конце концов, я уже совершил немыслимое, затащив тебя сюда.

Эвинол безумно хотелось ему верить, и она позволила себе это. Скорее всего, ее ждет разочарование, но оно придет не завтра. И вообще, если уж жизнь ее в последнее время переполнена чудесами, то почему бы не надеяться на еще одно? Она знала, что желает бессмертия не для себя и не из страха небытия. Сейчас ее заботило лишь одно: никогда не расставаться с ветром.

Инослейв улегся на вересковый ковер и притянул Эви к себе. Уютно устроив голову у него на плече, она наблюдала, как движутся облака, окрашенные закатными красками. Инослейв перебирал пряди ее волос, мурлыча под нос одну из ее мелодий.

— Так хорошо, — тихо проговорила она. — Вот бы это никогда не кончалось.

— И не кончится. Я останусь с тобой, пока ты этого хочешь.

— Так нельзя, — она вздохнула, не скрывая разочарования. — Ты нужен людям. Если я перестану тебя отпускать, что станет с Илирией?

— Значит, я стану проводить в мире людей ровно столько времени, сколько необходимо для их выживания — и ни минутой больше.

— Ты не сможешь сидеть здесь взаперти. Это против твоей природы. Ты ветер, Инослейв, и ты должен носиться над бескрайними просторами, а не скрашивать мое одиночество. Мне же довольно и того, что ты каждый день будешь возвращаться.